Под гулкими прохладными сводами слышались приглушенные голоса. Под ложечкой тяжело саднило. И по этой причине приходилось смирно лежать на месте и не двигаться. Смертельные раны иногда действуют на диво успокаивающе.
Особенно, когда знаешь, что на самом деле не умрешь, и когда справиться с болью — проще простого. Проще простого было бы даже поскорее избавиться от раны, но тут уже в дело вступала политика. Если уж бросать королевство и всех, кого довелось «приручить» — так уж хотя бы по уважительной причине. А что может быть уважительней неминуемой кончины? Если только колдуны не заберут меня в свой волшебный край, где все возможно. И откуда, возможно, я еще вернусь. Хотя все уже, конечно, понимали, что это только иносказание.
Может быть, это тоже было подстроено нашим коллективным бессознательным, а может, просто повезло — кто знает. Судьбы, вмешательства в ноосферу технического порядка или психологические сценарии? Но повезло — что вовремя, что — не в результате худшей бойни, что — не хуже, и что — на самом деле это был не Мордред. И я ему тоже ничем не навредил, хоть и отвлек, так что настроение у меня было по-настоящему приподнятое. Все получилось почти честно! И скоро каникулы.
Но в то же время, печали вокруг хватало. Главное — не поддаться ей слишком сильно. Не нашей — наших друзей. Хоть мы и ободряли их сказками о волшебных землях. И они все были тут. Как быстро они умудрились сюда добраться, просто удивительно. Будто все предчувствовали. Весь «двор», оставленный, было, в Камелоте. За отрядом Мордреда ехала и Гвенивер, в сопровождении Пеллинора и колдунов. Я все никак не мог выбрать момент, чтобы спросить их — что это они вздумали устроить? Они все время куда-то убегали, чрезвычайно занятые, а догнать их сейчас мне было сложновато. Почему выехали таким безумным составом? Они ведь не могли предвидеть, что все будет выглядеть так, будто кончилось плохо? Или… они предвидели, что все может кончиться именно плохо? Иначе к чему нам лишние свидетели прощания?
— К тому, — между тем, рассудительно ответил Мерлин, — что в любом случае лучше будет попрощаться и красиво поставить точку. И если бы что-то в подобном духе не произошло само, можно было просто устроить нужную инсценировку.
— Как цинично.
— Все лучше, чем намеренное самоубийство.
— Не было никакого самоубийства.
— Рассказывай.
— Тогда зачем ты вообще меня отпустил, если так думал?
— Затем, чтобы не мешать нарыву вскрыться самому, чтобы не мешать одуматься, будто это было чье-то другое решение, и, в итоге, сделать все правильно.
— Вы рисковали Ланселотом.
— Ничего подобного. Чем меньше при тебе было людей, тем легче их уничтожить, тем менее вероятности, что ты кому-то это позволишь. А чтобы защитить их, придется самому оставаться невредимым.
— Я иногда просто с ума схожу от подобных твоих выкладок. Но в конце получилось не очень чисто, да?
— Почти. На самом деле, ты все-таки успел увернуться. Насколько нужно. Как будто точно рассчитал, как будет и впечатляюще, и безопасно.
— Как это мило… ты шутишь?
Он рассмеялся.
— Нет. Просто уверен, что на этот раз это действительно была случайность. А они — случаются. Хотя… надеюсь, на этом просто можно закончить историю и подобные настроения уже не повторятся. Все подошло к концу, исчерпалось, замкнулся круг.
— Какой еще круг? — спросил я с подозрением.
— Порочный. Ты не мог их оставить по доброй воле. Но теперь та часть тебя, которая могла бы принадлежать этому миру, честно мертва, а твоя жизнь — принадлежит совсем другому миру.
— Все равно, что умереть во сне? — хитро усмехнулся я. — Иногда это всего лишь ведет в другой сон.
— Но мы же говорим о настоящих снах? И настоящей жизни.
— Мм… да. — Чем докажешь?
— Потому что все остальное, пока мы есть, не существует.
— Да. Точно. Как банально.
Он посерьезнел.
— Но больше действительно ничего нет.
— Ничего, кроме миров, которые мы выдумываем, и которые выдумывают нас? И если в них нет ничего, кроме того, что в нас самих — почему они бывают так отвратительны. Даже если все понимаешь заранее, не придешь к итогу, пока не пройдешь дороги.
— Потому и было бесполезно тебя отговаривать. В каждом из случаев.
— И тот, кто, может быть, есть «наверху», в каждом из случаев думает так же?
— Вероятно. Выражаясь фигурально.
— Эх, как бы хотелось обойтись без прощаний. Как в одной из легенд — пал туман, и разразилась страшная буря, а когда она прекратилась, тело его исчезло бесследно.
— А может, хватит магии? Сделаем все по-человечески?
— И это говорит мне Мерлин?!
— Нет. Это говорю я. А не Мерлин.
— И потому мы доедем в этой ужасной компании целой процессией до берега моря, и затем отчалим в явившейся по зову волшебников зачарованной барке. Очаровательно. И очень материалистично! Особенно очаровательно, что все это время мне придется делать вид, что я вот-вот скончаюсь.
— Ну, дорогой мой, надо же как-то отвечать за свои поступки!
— А за ваши поступки? Вот сейчас я решу, что мне все надоело, встану и уйду — обратно в Камелот. Каждый человек в этой «процессии» хочет этого! И Мордред, и Гвенивер, и Моргейза, и все рыцари из легенд! А я должен их обманывать?
— Потому что если ты сделаешь это, ты действительно умрешь.
— ? … Насколько я понимаю, процесс мы уже остановили…
— Не от раны. Ты понимаешь, о чем я говорю. — Он выдержал довольно зловещую паузу. — Тут ты можешь продолжать жить. Сколько угодно. Но ты отлично знаешь, что на самом деле ты умрешь.
Еще пауза.
— Это же не загробное царство, — наконец снова заговорил я. — Это другое измерение.
— Мир иной. Угу.
— Не смешно, — решил я после еще одного затянувшегося молчания.
— Еще как не смешно.
— Но это же то, что мы делаем всю жизнь. Постоянно бываем в других мирах. Какая разница?
— Разница в том, что, погружаясь на глубину, иногда надо выныривать обратно.
— Вот только, строго говоря, мы никогда не возвращаемся.
— Строго говоря, нет.
Я немного подумал, потом засмеялся.
— Ну что ж, если вопрос стоит так, то… раз мы никогда не возвращаемся… я готов вернуться!
— Именно в этом-то и все дело!
— Отлично! Впереди полная неизвестность! Обожаю!..
— Ну еще бы!..
— Даже странно, что я мог думать о чем-то другом! Хотя мне страшно нравятся ребята из этого времени, но это и хорошо — они и сами сделают с этим временем что-то хорошее.
— Со своей настоящей сказкой в сердце. С верой в невероятное.
