— Где наш принц, конунг конунгов Гаральд?! — буквально прорычал предводитель норманнов, не обращая внимания на растерянность полуобнаженной императрицы.
— А в самом деле, где сейчас находится ваш конунг конунгов? — тут же встревоженно переспросила Зоя.
— Если с ним что-либо произошло, завтра же к столице начнут подходить все норманнские и прочие легионы наемников, которые ему подчинены. На радость всем врагам Византии, мы превратим этот город в руины, а вашего жениха, который уже находится на «Посейдоне», повесим на рее.
— Очевидно, его схватили люди моей сумасбродной сестрицы, Феодоры, — расстроенно заметила Зоя и приказала слугам созвать всех стражников и придворных, которые находились вчера во дворце во время ее коронации.
Под угрозой того, что они будут изрублены тут же, в покоях, сразу несколько стражников подтвердили, что Гаральд арестован то ли по приказу, то ли с согласия Феодоры и завтра должен быть публично ослеплен как участник заговора против императрицы. А вот куда его увезли на повозке Феодоры, этого они не знают.
К счастью, долго искать Феодору не пришлось, она как раз прибыла во дворец. Увидев на пороге своего императорского кабинета сестру, она принялась сдержанно поздравлять ее с коронацией, на которой не могла присутствовать, так как неважно чувствовала себя, однако Зоя прервала соправительницу и набросилась на нее с такой воинственной и грязной бранью, что даже норманны почувствовали себя неловко.
Сама Зоя тоже как-то неожиданно усмирила свой гнев и, приблизившись так, словно хотела вонзить в живот сестре кинжал, прокуренным мужским голосом прохрипела:
— Ты сейчас же садишься со мной в повозку, и мы едем освобождать принца Гаральда. Если ты откажешься сделать это, я прикажу стражникам насыпать тебе во влагалище угли из камина, а затем, уже полусожженную, тебя посадят на раскаленную жаровню, на всеобщее обозрение. Здесь же, у фонтана. Евнух! Неси сюда угли!
Феодора, очевидно, ни на мгновение не усомнилась, что сестра свою угрозу исполнит, поэтому, как только сладострастно улыбающийся евнух-телохранитель Зои поднес к ней совочек с горящими углями, чуть не упала в обморок. Императрица знала, что делала: в юности Феодора обожглась кипятком и после этого панически боялась огня.
Через несколько минут, все еще находясь в полуобморочном состоянии, Феодора не только согласилась освободить вождя норманнов, но и заверила, что публично признает старшинство своей старшей сестры-императрицы во всех государственных делах. А еще она клятвенно обещала заверить константинопольцев, что, если Зоя выйдет замуж за достойного, благородной крови человека, она не будет препятствовать его восхождению на трон[105].
Получив эти заверения в присутствии полусотни свидетелей, расстриженная монахиня-императрица победно ухмыльнулась: на такой эффект она не рассчитывала, даже мечтать о нем не могла.
Везти командира варяжской гвардии в городскую тюрьму соратники Феодоры не решились, поэтому его упрятали в подземелье одного из замков, на площади возле которого и намеревались завтра судить и ослепить. Пока императрицы добирались до этого замка, у двери на коленях уже стояли трое инициаторов подлого ареста, которые были доставлены сюда конными стражниками.
— Но все равно Гаральд должен покинуть столицу, — пролепетала Феодора, когда, разбросав выводивших его стражников, могучий викинг вырвался на волю, уже вооруженный мечом одного из поверженных охранников. — Утром во всех частях города, на всех рынках было объявлено, что завтра станут ослеплять заговорщика-чужеземца, так что народ может потребовать суда над ним. Поэтому принцу лучше бежать, — увещевала она сестру, прячась за спинами своих стражников.
— Ты просто боишься оставлять здесь варяжскую гвардию, — презрительно бросала ей в лицо Зоя, — которая всегда будет укрощать буйный нрав бунтовщиков, приведших тебя к трону и не желающих видеть на троне меня.
— Не скрою: действительно опасаюсь этого. Гарантией с моей стороны будет служить публичное признание твоего старшинства и признание в качестве первоправителя твоего супруга, которым, скорее всего, как я понимаю, станет Константин Мономах. Ты же, в свою очередь, должна избавить страну от наемников принца Гаральда. Уверена, что так будет справедливо.
Зоя немного поколебалась, а затем обратилась к стоявшему во главе своего ощетинившегося мечами норманнского отряда конунгу:
— Признаю, принц Гаральд, что даже своим пленением вы помогли моему окончательному восшествию на трон. Знаю также, что моя сестра предлагала вам себя в виде царствующей супруги, чтобы таким образом окончательно оттеснить меня, но у вас хватило мудрости не поддаться на эти уговоры.
— Да, я предлагала принцу стать моим супругом, — почти вызывающе подтвердила Феодора. — И даже сейчас не отказываюсь от этого предложения.
Взглядом, которым Зоя окинула свою сестру, обычно удостаивают юродивых, попрошайничающих на паперти. Но при этом не произнесла ни слова.
— Однако вам лучше сегодня же выйти на своем судне в море, — пересилив гнев, снова обратилась она к Гаральду. — Не бежать я вам предлагаю, а достойно уйти. Вас будет сопровождать судно нашей морской стражи. Там вы подождете остальные суда флотилии, которые приведет конунг Гуннар. На них будут те деньги, которые казна обязана выплатить вам в связи с окончанием срока найма, и еще запасы продовольствия, свитки корабельной парусины и всевозможных тканей, а также какое-то количество трофейного оружия, которое вам понадобится для похода в Норвегию.
— Считаю, что это будет справедливо, — признал Гаральд.
— Кроме того, моя сестра Феодора, точнее, наша благочестивая монахиня Феодора, — повернулась Зоя лицом к соправительнице, — передаст Гуннару сундучок с золотом и драгоценными камнями из личной сокровищницы в виде компенсации за минуты позора, пережитые вами во время ее унизительного сватовства; а также за некоторые неудобства, доставленные вам ночью, проведенной в темнице.
Норманнские конунги понимающе ухмыльнулись.
Это было захватывающее зрелище: почти три десятка судов, выстроившись друг за другом, подходили к киевской пристани под красными четырехугольными парусами. При свете яркого утреннего солнца паруса казались багровыми; щиты, которыми были увешаны борта, переливались радужным разноцветьем, а клинки поднятых вверх мечей, которыми викинги приветствовали встречавшего их великого князя Ярослава со своим семейством и свитой, вспыхивали маленькими искристыми фейерверками.
