— Итак, вы отказываетесь? — спросил Веллегри.
— Сохрани меня Бог! Но я, право, не знаю…
— Нам известно, что вы очень богаты, маркиз, и потому…
— Вы ошибаетесь: я разорен, окончательно разорен!
— Не верю этому. Ваш отец оставил вам громадное состояние, и вы не могли прожить его в столь короткое время,— возразил Веллегри.
— Меня обманули, граф, и мошенническим образом лишили наследства,— жалобным тоном произнес Фужерез.
Итальянец встал.
— Маркиз,— сказал он ледяным тоном,— я не привык выпрашивать и торговаться… Вы не желаете мира, и поэтому я объявляю вам войну!
— Войну? — повторил смущенный Фужерез.— Что вы этим хотите сказать?
— Сейчас я вам все объясню. Когда орден удостаивает своим доверием такого человека, как вы, посвящая его в свои тайны, то он в запасе всегда имеет оружие… на всякий случаи. Вы хотите идти против нас…
— Мне идти против вас? Никогда!
— Мы приняли все меры к тому, чтобы этого не случилось,— с иронией в голосе возразил Веллегри.— Вот наш ультиматум: вы принимаете наше предложение и в пятидневный срок вносите упомянутую сумму, иначе известные документы попадут к государственному прокурору!
Фужерез вздрогнул, зубы его застучали, и он почти беззвучно произнес:
— Я… вас… не понимаю…
— Так знайте же, что подложные векселя, подписанные виконтом де Тализаком, находятся в наших руках.
— Подложные векселя? Не может быть! — с отчаянием вскричал маркиз.— Мой сын не преступник.
— Спросите его самого,— холодно возразил Веллегри и взялся за шляпу.— Даю вам срок для размышления, маркиз. Я буду ожидать вашего ответа.
— Это ваше последнее слово, граф?
— Да, в пятидневный срок наше дело должно быть возбуждено в палате пэров…
— Я завтра же начну хлопотать,— поспешно сказал маркиз.
— Начинайте, но не забудьте о необходимости гарантии… До свидания!
Итальянец удалился.
Маркиз в изнеможении упал в кресло.
Из-за портьеры неслышно вышел Симон и сказал:
— Не предавайтесь отчаянию, маркиз: это дело поправимо. Напишите святым отцам, что деньги будут внесены к сроку.
— Я не понимаю тебя.
— Фанфаро в тюрьме…
— Но его не приговорят к смертной казни.
— И не нужно: мы его сами устраним.
— Устраним?
— Да, маркиз. Вы вступите в права наследства Фужерезов и займете министерский пост.
— Симон, ты бредишь наяву?
— Нет, маркиз. Я знаю лишь одно — я убью Фанфаро!
Как во всех политических процессах, приговор был предрешен заранее. Введенный в зал суда Фанфаро в первый раз увидел человека, согласившегося принять на себя роль мнимого цареубийцы, и по лицу гимнаста скользнула презрительная улыбка, когда он узнал в нем Робекаля. Негодяй едва держался на ногах. Зубы его стучали, и капли холодного пота выступили на лбу.
Будучи полупьяным, Робекаль за деньги согласился на предложение Симона. Теперь же он понял, что рискует головой, и из наглеца превратился в жалкого труса.
По прочтении обвинительного акта начался допрос подсудимых.
Фанфаро в немногих словах дал свои показания. Он обрисовал личность Робекаля за время его службы в труппе Жирделя, рассказал, как акробат, перепилив цепь, покушался в Сент-Аме на жизнь своего хозяина, спокойно и просто изложил все обстоятельства дела, поселив в судьях убеждение в своей полной искренности.
Робекаль с горькими слезами показал, что он, находясь под влиянием Фанфаро, решился на покушение, в чем вполне раскаивается.
— Слава и благодарение Всевышнему, сохранившему жизнь нашего обожаемого монарха, за которого я охотно пожертвовал бы своей жизнью! — так закончил свой рассказ подсудимый и залился слезами.
Это очевидно притворное раскаяние произвело все же на публику благоприятное впечатление. Председатель обратился к Фанфаро:
— Подсудимый, вы обвиняетесь в том, что состоите членом тайного общества, известного под названием «Союз поборников права». Признаете ли вы себя виновным?
— Я — француз,— ответил Фанфаро,— и стою на стороне людей, стремящихся к спасению родины.
— И для этого «спасения» вы прибегли к вероломному убийству? — строго спросил его председатель.
— Я никогда не был убийцей,— холодно возразил молодой человек,— называйте так тех, которые с помощью чужеземцев терзали Францию только для того, чтобы укрепить свой расшатавшийся престол.
В глубине зала раздалось громкое «браво!», а затем поднялась страшная суматоха. С помощью жандармов человек тридцать вывели из зала, и никто не обратил внимания на Жирделя, переодетого лакеем. Он-то именно и крикнул «браво!». Среди публики находилась и Ирена де Сальв, не спускавшая глаз с Фанфаро. При его смелом ответе по ее губам скользнула гордая улыбка.
Мало-помалу спокойствие было восстановлено, и допрос возобновился. Председатель предложил гимнасту чистосердечно сказать всю правду о его участии в покушении, и с недовольным видом покачал головой, когда Фанфаро ответил:
— В данном случае я — жертва адского заговора. Мой отец пал на поле битвы, защищая свою родину, и я никогда не решился бы таким страшным преступлением опозорить его честное имя.
Защитник Фанфаро, отличный адвокат, не смог закончить своей блестящей речи. Председатель лишил его слова, а затем и удалил из зала суда. После короткого совещания судей был зачитан приговор.
Робекаль был присужден к смертной казни через повешение, а Фанфаро, то есть Жак Фужерез — к пожизненной каторге.
Фанфаро поднялся с места, открыл рот, вытянул руки, а затем повалился, как сноп. В зале произошло смятение.
— Он умертвил себя! Его отравили!
Вся публика хлынула к тому месту, где лежал осужденный.
Ирена бросилась к Жирделю, но силач уже исчез. Попытки привести гимнаста в чувство были безуспешны, и его унесли. Одновременно унесли и Робекаля: негодяй не выдержал — услыхав приговор, он упал замертво.
Когда маркиз де Фужерез узнал о скоропостижной смерти Фанфаро, он немедленно поспешил к жене и сказал:
— Милая Мадлена, всем нашим тревогам и заботам пришел конец. Человек, стоявший между нами и счастьем, умер!
— О ком ты говоришь?
— О гнусном цареубийце, гимнасте Фанфаро.
— О наглеце, который произвел скандал на нашем приеме?
— Да, он умер.
— Слава Богу! Теперь мы, наконец, получим наследство!
— Конечно. Необходимо лишь, чтобы Жирдель в присутствии Лабарра повторил то, что сообщил мне.
