Диана рассмеялась.
– Мой дорогой Карелли, наверное, самое привлекательное в тебе то, что ты не предвидел такой ситуации. Но нам, безусловно, должны были дать комнату на двоих! В глазах всего мира мы – муж и жена. Мы сами выбрали это.
Карелли оглядел комнатушку в отчаянии.
– Ты ляжешь на кровать, а я буду сидеть на стуле и укутаюсь в плащ. А завтра...
– А завтра ты не сможешь ехать верхом, если ты всю ночь просидишь на жестком стуле, – насмешливо проговорила Диана.
– Завтра, – продолжил он твердо, – нам надо сменить наш вид. Я буду твоим лакеем, или дядей, или кем-нибудь в этом роде.
Диана подошла ближе, и, несмотря на холод и сырость гостиничной комнаты, Карелли бросило в жар.
– Милорд граф, неужели ты меня боишься? Ты, который привык к грохоту канонады, воинственным крикам варваров? Ты, тысячу раз ходивший в атаку на вражеские ряды, боишься простой девушки?
Карелли молчал, наблюдая за ней с недоверием. Она положила руки ему на грудь и улыбнулась.
– Нынче ночью, милорд, ты будешь спать в этой постели, как и я. И я обещаю, что не причиню тебе вреда.
За дразнящей улыбкой он видел, что она имела определенную цель, и его тело непроизвольно напряглось от ее близости.
– Мы будем спать на одной кровати, – сделал он последнюю попытку, – но я буду лежать на краю, отдельно.
– Отдельно? В этой гостинице? – проговорила Диана. – Сомневаюсь, найдется ли здесь пара грубых одеял.
Она начала расстегивать пуговицы своего платья, и его охватила дрожь. Диана посмотрела на него, прищурившись по-кошачьи. Ее веки отяжелели, а губы были мягкие и пухлые. Она казалась почти сонной от желания.
– Диана, – произнес Карелли.
Его руки обхватили ее плечи, и, не в силах больше сдерживать себя, он решительно привлек ее к себе и поцеловал долгим и страстным поцелуем, чувствуя ее ответное желание. «Она хотела этого», – подсказал ему его разум с запоздалым удивлением. Когда, наконец, Карелли освободил ее, задыхаясь от волнения, Диана улыбнулась ему доверчиво, от чего кровь забурлила в его жилах.
– Сегодня ночью, – сказала она, – и все ночи до Венеции. Это мой отдых. Я люблю тебя, Карелли. Я никогда никого не любила, кроме тебя. Но я не могу выйти за тебя замуж. Только таким способом, с маскарадом. Давай наслаждаться тем, что есть, пока оно есть. Пойдем, муж, пойдем в постель.
* * *
В начале апреля Аннунсиата оставила Лондон и вернулась в Шоуз. И там, неделю спустя, она получила известие, что Карелли, Диана и Алессандра благополучно добрались до Венеции. К этому времени попытка восстановить короля Джеймса на троне провалилась. Сам король, прибыв слишком поздно в конце декабря, отплыл назад во Францию в феврале, но он оказался нежелательной персоной на французской территории. После смерти старого короля Людовика герцог Орлеанский стал регентом инфанта Людовика XV и не испытывал никакого сочувствия к положению короля Джеймса. Любая страна, зависимая либо от Франции, либо от Георга-Луиса, отказывалась принять Джеймса или даже разрешить ему проехать по ее территории. В конце концов, только одно место согласилось принять его – папский город Авиньон.
Перед тем, как осесть в Авиньоне, король послал пять кораблей в Шотландию, чтобы спасти как можно больше своих сторонников. Тем временем Дервентвотер и Кенмюир были казнены, четыре десятка простых солдат повешены и несколько сотен сосланы на каторгу. Нитсдейл и Уинтоун бежали. Позже еще несколько пленников бежало, включая Томаса Форстера, который возглавлял Нортумберлендское восстание, и генерала Макинтоша, Старого Борлама, который вырвался из тюрьмы Ньюгейта с тринадцатью сообщниками. Последние просто воспользовались удобным моментом и, бросившись к воротам и смяв стражу, скрылись.
Долгое время никто не знал, какие репрессии ждут участников восстания или тех, кто подозревался в этом. Но потом стало ясно, что всех тех, кого не захватили в плен во время битвы, оставят в покое. Некоторое время Аннунсиата решала, есть ли необходимость или смысл ей уехать за границу, но перспектива эмиграции ее не прельщала. Мысль об изгнанном дворе в Авиньоне, переполненном нищими якобитами, и о жизни гораздо более ненадежной, чем в Сен-Жермен, вовсе не привлекала ее. Она была слишком стара для путешествий, слишком стара для жизни без удобств. Между тем сейчас, когда ее великая страсть прошла, она была счастлива в Англии, даже несмотря на присутствие на троне Узурпатора. У нее был Шоуз, который она никогда не перестанет улучшать, у нее был Матт в Морлэнде, за которым надо было присматривать, у нее был юный Джемми, радовавший ее в ее года льстящим ей интересом к ее рассказам и очевидным восторгом от ее общества.
Аннунсиата прожила в Шоузе два месяца, когда пришло печальное письмо от Мориса, в котором он сообщал, что его младшая дочь Джулия заразилась и умерла. Невзирая на жару, Аннунсиата сразу же отправилась в Лондон, потому что тон письма Мориса вызвал у нее крайнее беспокойство. Она нашла сына в полном упадке духа и не смогла вытащить его из этого состояния, несмотря на все свои усилия.
– Чего я достиг в жизни? – спрашивал он потерянно. – Мне сорок четыре и я вдовец и бездетен. Моя жизнь прошла зря.
Тщетно Аннунсиата напоминала ему, что у него есть другая дочь. То, что он не видел, для него, в его мрачном настроении, не существовало. Также тщетно она перечисляла ему музыкальные произведения, которые он написал, оперы, которые он поставил. Для художника важна только будущая работа, а в настоящий момент у него не было никаких идей. В конце концов графиня с раздражением спросила:
– Почему ты не возвращаешься в Италию? Пиши еще оперы, женись на другой итальянской красавице, роди еще итальянских детей, тогда, возможно, ты почувствуешь себя лучше!
Она сказала это скорее в насмешку, но через несколько дней эта мысль пустила корни в благодатной почве недовольства Мориса и к концу июня он отбыл из Лондона в Неаполь, где его бывший тесть по-прежнему был королевский Маэстро ди Капелла.
Аннунсиата задержалась в Лондоне на несколько недель, чтобы привести в порядок дела и сдать в аренду дом Челмсфордов, который она опять решила оставить.
– Не думаю, что вернусь в Лондон, – призналась она Хлорис. – Он теперь для меня умер. Лондон всегда был для меня королевским двором, Уайтхоллом, дворцом Сент-Джеймс и придворными. При Георге-Луисе и его тупом сыне, который придет после него, так больше никогда не будет.
– Вы думаете, король когда-нибудь вернет свой трон, моя госпожа?
– Нет, я так не думаю. Пройдет еще немало времени, прежде чем Англия снова будет способна восстать, а одна Шотландия недостаточно сильна, чтобы свергнуть гвельфов[49] с трона. Нет, Хлорис, королей больше не будет. Георг-Луис не правит – им правят политики, вручившие ему трон. И его сыном тоже будут править. Нация, управляемая политиками, вот к чему мы идем.
