– Стало быть, так вот и расстанемся? – нахмурился князь Засекин.
– Стало быть, так, – глухо заключил пустынник.
Григорий Засекин молча повернулся, и скоро зеленые кусты захлестнулись за ним, а в наступившей тишине, над поляной, вновь зазвенел голосок одинокой птицы.
5
В конце июня крепость Самара встала на слиянии двух рек долгожданной твердыней супротив всех ненавидевших Русь степняков. Поставили и первый в крепости храм, освятили его. А в святые деревянному городку выбрали митрополита Алексия, что предрек Самаре процветание и военную удачу.
Грозно выглядела крепость, но ворота ее были открыты ногайцам мурзы Адыгея, хлынувшим сюда по торговым делам. Добрые кони и овечье мясо ой как нужны были гарнизону молодой крепости! Да и от кумыса, привозимого в кожаных бурдюках, никто не мог отказаться. Взамен ногайцы получали соль, меха из северных волостей, мед и вино; много вина – и горячего, и фряжского!
А еще прошел слух, что в Астрахани собирается русское войско идти на Крым. Пора было отвечать за давние погромы, сожженные города, за сотни тысяч как убитых русских людей, так и уведенных, точно скот, в рабство.
Летом того же 1586 года к воротам крепости Самара подошла пестро разодетая казачья ватага: на волжские берега вернулся Матюша Мещеряк, сподвижник Ермака Тимофеевича, возглавивший после смерти вождя-завоевателя его небольшое, но столь громовое войско. С собой Матюша привел около сотни отчаянных рубак – ничего не страшившихся, всего навидавшихся.
Когда ватага только еще подтягивалась к крепости, стрелецкий сотник Савелий Крутобоков не на шутку обеспокоился.
– А стоит ли впускать его? – спросил он у воеводы Засекина. – Ведь бандит бандитом! Да и все они, как один, разбойники да душегубы!
– Не посмеет он мне слова поперек молвить, – успокоил сотника Григорий Осипович.
– Смотрите, пресветлый князь, – предупредил стрелец, – они ведь с Богданом нашим – друзья не разлей вода! Один за другого как зацепится, и вот оно – лихо!
– Богдану я верю, – ответил Засекин. – Не обманет он меня. Уверен: если что, и дружка своего образумит. А мне сейчас лишние казаки не помешают: сам знаешь, мурза Урус уже точит по головам нашим саблю.
Ворота Матюше Мещеряку открыли. Казаки въехали в крепость так, как въезжают победители в захваченный город: разудало, по-хозяйски, нагло оглядывая всех вокруг, неодобрительно косясь на ногайцев, которых не жалели в чистом поле; разве что девок их привечали, да и то силком.
Григорий Осипович сам вышел к Матюше Мещеряку из своих наскоро срубленных палат. Скрестив руки на груди, открыто встретил взгляд степного разбойника, лютого врага сибирских татар и ногайцев. Атаман, в коротком парчовом кафтане, с серьгой в ухе, в сапогах с загнутыми носами, при сабле и кинжале, легко спрыгнул с коня и столь же легко поклонился воеводе.
– Рад вас приветствовать на волжской земле, князь! – весело пророкотал он. – Хороша речка, верно?
– Хороша, спору нет! – поддержал заданный тон Засекин. – И я рад приветствовать тебя на земле царя Московского! Милости просим!
Добродушная пикировка двух предводителей заставила казаков Матюши улыбаться, а стрельцов Савелия Крутобокова – насторожиться. Вот ведь оно как: каждый хотел показать себя хозяином на Волге!
Богдан Барбоша обнял старого друга, облобызал троекратно.
– Каким ветром занесло тебя сюда, брат-казак? – обнимая товарища, спросил он.
– Вольным ветром Руси-матушки! – заулыбался легендарный атаман. – Пировать нынче будем!
Вечером, на пиру, Матюша пил и говорил много, хвастал своими налетами на караваны ногайцев у Яика.
– А помнишь, Богдан, как мы в Сибири, в трех верстах от Кашлыка, весь отряд Карачи вырезали? – Он говорил громко, забористо. Вытащил саблю, звонко шлепнул ее на стол: – Вот этим самым клинком в шатре посла обоих его сыновей порешил! Только сам Карача и ушел! До сих пор жалею, что не бросился за ним. Да, было времечко, ох, было! – Матюша то и дело с вызовом посматривал на воеводу. – А я гляжу, светлый князь, ты тут ногайцев привечаешь? – неожиданно спросил он. – Куда ни глянь – морды их узкоглазые! Так ли?
– Завтра об этом потолкуем, – уклонился Засекин от ответа, поднимаясь из-за стола. (За ним тотчас поднялись и стрельцы.) – На трезвую голову.
– Давай сейчас! – задиристо воскликнул казачий атаман. – Чего тянуть?!
– Потерпи, потерпи, утро вечера мудренее, – спокойно осадил его воевода.
Утром, когда Матюша мучился похмельем, Григорий Осипович сам зашел к нему.
– Слушай меня внимательно и мотай на ус, атаман, – строго сказал он. – Я в этой крепости хозяин, ты – гость. Да, я привечаю ногайцев мурзы Адыгея и тебе советую. Он младшим братом царю Московскому быть пожелал, торговлю с нами ведет. Против одного мурзы Уруса мы выстоим, а против Уруса и Адыгея – навряд ли. Казань далеко – разве что к пеплу, который от крепости останется, да к костям нашим подоспеть сможет. Вы, казаки, – птицы вольные: сегодня здесь, завтра – там, так что на вас надежды мало. На стрельцов только одних и надежда. Поэтому добром прошу: не ссорь нас с ногайцами!
– Дак как же я отличу, князь, ногайцев Уруса от ногайцев Адыгея? – усмехнулся атаман. – Они ж для меня все на одно лицо!
– Твоя забота, – отрезал Засекин, – мне до того дела нет. Я различаю, значит, и ты сумеешь. И не дури мне! – Он дошел до дверей избы, предоставленной Матюше, обернулся: – Поперек воли царевой пойдешь – пожалеешь.
– А ты не пугай меня, князь, не пугай! – огрызнулся ему вслед атаман. – Пуганый уже! И сибирским ханом, и всеми мурзами, какие только вдоль Волги есть!
– Да я и не пугаю, – спокойно ответил от порога Григорий Осипович. – Предупреждаю просто. Я – царев слуга, и любую волю его исполню. Не спущу, коли натравишь на нас мирную орду! Мне Волгу доверили, и я ее как дом родной охранять стану. Прощай!
6
Матюша оказался своеобразной «наживкой» для крупной рыбы. Прознали в орде Уруса о появлении известного атамана разбойников или нет, истории не известно, но уже через день влетел в Самару ногайский гонец от мурзы Адыгея. С известием, что враждебные конные полки идут в сторону новой московской крепости.
– В Казань к воеводе Турову послали гонца? – с тревогой спросил Засекин у ногайца.
– Послали, пресветлый князь, – ответил тот. – Но до Казани путь долог, а Урус уже скоро здесь будет!
