А факелы уже рассыпались по берегу Малого оврага, свист и крики усилились, послышались сухие удары по стенам и крышам строений Куалын-горы. Убирайся, грязный Кыж! Выметайся, хворый Мыж! Уходи, злой Кыль! Пропади, моровой Чер! Гори заживо, Дай с коробом чирьев и грыжи!
Когда юзбаши Серкач подходил к дому Уктына, снова, в этот раз навстречу, промчалась грохочущая лавина, снова сверкнул искрами монет берестяной венец, снова просияли в ночи глаза Люльпу.
Верховный жрец стоял на крыльце своего дома и, улыбаясь, провожал взглядом конную ватагу. Узнав позднего гостя, он проворно сбежал по ступенькам и низко поклонился.
— Верховный жрец Уктын приветствует наместника великого хана!
— Весело тут у вас, — вместо приветствия сказал юзбаши Серкач.
— Завтра праздник. Молодые, как всегда, начинают первыми. Проходи в дом, дорогим гостем будешь.
Вскоре сели за стол, выпили вина из ржаной муки.
— Хороша дочь у князя, — неожиданно даже для себя сказал юзбаши и откусил вареного мяса. Уктын внимательно посмотрел на жующего булгарина и задумался. Он привык в любых словах, даже всуе сказанных, отыскивать глубинный смысл и тут же прикидывать, на пользу ему слова эти или во вред.
— Сосед мой, Келей, — снова заговорил юзбаши Серкач, парень не промах, коли на такую девушку засматривается.
Пустая болтовня, подумал Уктын.
— Я бы сам не прочь с ней ночь провести, — хохотнул гость. — Да что ночку? Можно бы и жениться.
Уктын налил булгарину вина, подвинул блюдо с мясом и снова задумался. Он знал, что Люльпу не любит Келея и никогда не станет его женой. Он знал, что сердце девушки свободно, и ни один из живущих вотов не волнует это сердце. Он попытался представить юзбаши Серкача мужем Люльпу.
После смерти Выра булгарин становится князем северных вотов. Совсем не разбираясь в жизни племен, он будет вынужден обращаться за советами к верховному жрецу. А это значит, что истинная и полная власть перейдет к нему, Уктыну. Булгарин глуп, но за его спиной могучее царство, которое всегда может послать войско в распоряжение своего наместника. А войско это сила, способная добыть новые земли, новые богатства, новых подданных, новую, еще большую власть, которая дороже земель и богатств.
Что для этого нужно?
Самое трудное, чтобы юзбаши Серкач навсегда остался наместником Булгарии в вотских землях. Это надо хорошо обдумать.
Второе — чтобы Люльпу стала его женой. Есть заговоры, приворотные зелья, есть тонкая хитрость и грубая сила.
Третье — смерть Выра. Все в воле великих богов, а он, Уктын, их служитель на земле:
И самое легкое — распалить этого губошлепа.
Вслух сказал:
— Да, с такой женой не стыдно показаться и при дворе великого хана.
Любой мужчина рядом с ней будет выглядеть героем.
— Ты так думаешь? — спросил юзбаши и замер. Счастливая картина вдруг возникла в душе его. Вместе с красавицей-женой он навсегда покидает постылый край и, осыпанный милостями хана, поселяется в Булгар-кала.
Сказочное видение осветило сумеречный мир, раздвинуло заскорузлые пределы бессмысленной жизни, наполнило надеждой отчаявшееся сердце.
— А что тут думать? — уверенно сказал Уктын. — Не хочу обижать булгарских женщин, да я и не видел их никогда, но думаю, что Люльпу не отстанет от них ни умом, ни красотой. И на навозной куче растут прекрасные цветы. И ты мог бы стать счастливейшим из смертных, если бы тебе удалось поместить наш благоуханный италмас в роскошную булгарскую вазу.
Про себя подумал: главное — остаться в стороне в случае неудачи.
Пригрести угли в костре жизни поближе к себе и при этом не обжечься вот главное достоинство умного человека. Обжигаться и сгорать в разворошенном пекле — удел глупцов.
— А если неразумному цветку дороже навозная куча? — нерешительно спросил юзбаши.
— Я хорошо знаю всех вотов, ближних и дальних, и считаю, что среди них нет ни одного, достойного Люльпу. Я довольно хорошо знаю тебя, благородный бий. Ты красивый, умный, храбрый, богатый. Только такому человеку мудрый хан мог доверить судьбу страны северных вотов.
Надеюсь, ты не сомневаешься в мудрости великого хана? Поверь, не каждому это по плечу. И только твоя безграничная скромность заставляет тебя сомневаться в том, что Люльпу будет рада стать твоей женой. Не сразу, может быть: Но даже если ты женишься на ней без ее согласия, она очень скоро оценит твои достоинства. Впрочем, я ни на чем не настаиваю. Ты хозяин этой страны, ты хозяин своей судьбы.
Твое дело — решать, мое дело- выполнять твои решенья.
Расстрига торопливо допил чашу. — Благодарствую, боярин, — сказал он повеселевшим голосом и низко поклонился.
— Да ты садись, человече, — пригласил Дмитр Мирошкинич. — Садись да хвастай, а я слушать стану.
— Благодарствую, боярин, — отозвался расстрига, осторожно присел на край широкой скамьи и вопросительно глянул на Петрилу.
— Расскажи боярину о биармской татьбе, о разграблении Йомалского истукана.
Расстрига задумался, собираясь с мыслями.
— Ну? — нетерпеливо потребовал Дмитр.
— Давно это было, — начал расстрига свой рассказ, — еще во времена великого киевского князя Ярослава, прозванного в народе Мудрым. Ты, конечно, знаешь, боярин, что в те времена в далеких полночных землях, по берегам Двины расположенных, лежала страна чудских народов, рекомая Старой Биармией. Был в той стране торговый город, куда съезжались летом купцы варяжские да нурманские, которые меняли свои товары на драгоценные меха, биармскими жителями добываемые.
Стоял в том городе храм великого чудского бога Йомалы. Построенный весьма искусно из самого лучшего дерева, он был украшен золотом и каменьями драгоценными. На голове Йомалы блистала золотая корона с двенадцатью редкими камнями. Ожерелье его ценилось так же, как стоят сто пятьдесят фунтов золота. На коленях сего идола стояла золотая чаша, наполненная золотыми монетами, и такой величины, что четыре человека могли напиться из нее досыта. Его одежда ценою своею превосходила груз самых богатейших кораблей.
Однажды появились в том городе нурманские купцы. Главные из них были Торер и Карл, отправленные для торговли в Биармию самим королем Олафом. Приплыв туда и накупив мехов, они вздумали ограбить храм Йомалы. Нурманы зашли туда в глубокую ночь и похитили все, что могли. Желая еще снять ожерелье с идола, крепко привязанное, отсекли ему голову. Вдруг раздался ужасный стук и треск. Стражи храма пробудились и начали трубить в роги. Жители с криком и воплем гнались за нурманами и со всех сторон окружили их. Но будучи неискусны в деле воинском, не могли ничего сделать отважным грабителям, которые благополучно дошли до кораблей своих и скрылись:
