перспектива открылась. Кто на прииски, кто с приисков всегда заглядывали, а трактир приискателям что отдушиной служил. В Олёкминске многие оставались зимовать по разным причинам. Кто не хотел тратить время на долгую дорогу возвращения домой и решал остаться до следующего сезона, хотя и достаточные деньги имел; другие ж, если с малыми средствами, в свои губернии возвращаться и вовсе не желали, чем хвастать, не особо чем, вот и оставались до весны на новый наём. От уныния, а больше отчаяния топили своё настроение в горячительной жидкости.
Многие деньги прожигали в межсезонье, заработав до наступления холодов, зиму встречали и проводили её в безделье и за выпивкой, местные тоже были небезучастны приложиться к спиртному. Таким Штырин, как и лавочник Руснак был рад — прибыль сама текла ему в руки. Бывало, и разногласия промеж себя мужики проявляли, если шумный спор какой заходил или драку затевали, то соглядатай Штырина — Степан Горохов — угрюмый и крупно сложенный, словно бык, всякого угомонить готов был. Когда грозным словом призовёт к порядку, когда и кулаком приложится и выдворит наружу, дабы другим неповадно было. А махал ручищами Горохов от души, будто желал с одного разу выбить всю спесь и хмель из бунтаря. Проспавшись и с синяками, дебоширы не жаловались, а чего тут — сами виноваты, а исправнику челобитную подашь, так тот только рукой махнёт и разбираться не будет — не тот случай, ради которого время терять следует, а то ещё и штрафом обложит.
Местные поселенцы от приискателей не отворачивались, когда те, пропивши все деньги, шли на поклон — дать им какую работу за пропитание. Работа находилась — заготовка дров, что-то построить, отремонтировать, подлатать дровни, телеги, да мало ли в хозяйствах забот, вот и батрачили, чтоб до весны от голоду не помереть.
О том, что в Олёкминске имеется постоялый дом для заезжих людей, а их в последнее время стало заметно больше, чем в предыдущие годы, Трубников и Рачковский узнали от иркутского купца Серебрякова, побывавшего на здешних приисках, но имевшего виды заняться золотоисканием в поймах речек, впадающих в реки Витим и Лену. Узнав, что они собрались в дальнюю дорогу до Олёкмы, дал несколько дельных советов в преодолении столь трудного пути, изложил вкратце о поселении и что представляет тамошняя местность. Кое-какие подробности получили и из уст купца Лагутина. Оба не пугали, но предостерегали — места уж больно глухие и люди всякие, с разным умыслом встречаются.
На постоялом дворе Трубникова и Рачковского встретили приветливо, Штырин шаркал ногами, раскланивался, спешил во всём угодить иркутским господам. Поселил их в лучших комнатах, велел накормить шурпой из грудинки дикой козы, тушёной олениной и чаем, предложил по чарке {4} водки, отчего гости не отказались, правда, попросили умерить норму — налить не по чарке, а по шкалику {5}.
Сытный обед располагал к отдыху, но Трубников и Рачковский решили пройтись по Олёкминску, воочию изучить его невеликие окрестности, а главное, самим найти хвалёного исправником Севастьяна Первакова. Посмотреть на него, побеседовать, узнать, чем мотивировал острое желание заняться поиском золота, увидеть его быт, который о многом бы тоже мог рассказать про человека.
— А вот сдаётся мне, любезный Кузьма Гаврилович, этот самый Перваков не напрасно метнулся от заготовки пушнины на промысел драгоценного металла, не напрасно. — Трубников шёл и с интересом рассматривал строения и дворы, обнесённые тыном.
У большинства домов на привязи собаки, они начинали гавкать, как только чужие проходили мимо, а если задерживались, с ещё большей злобой оглашали улицу своим лаем.
— Уж не думаете ли, что наткнулся где на месторождение и азарт взял?
— Маловероятно, но и не исключаю.
— Исправник заверил: парень не скрыл бы, так что…
— Мог и скрыть, не поверив власти, затаиться со своими мыслями.
— Кто знает, может, и так, а может, желание просто-напросто молодой человек вынашивает.
У проходившего мимо мужика спросили, где двор Первакова. Тот, с любопытством глянув на незнакомцев и узрев в них знатных людей, поспешил объяснить, как пройти, где свернуть. Незнакомцы направились в указанном направлении, а мужик долго стоял и смотрел им вслед.
Дом Первакова особо не отличался от других домов.
Вообще все жилища на селе построены однообразно: стены из кругляка сосны, иные из лиственницы, утеплены мхом, крыши крыты тёсом, много сараев и навесов, заполненных запасами дров, во многих дворах сани, телеги и разная утварь. Тын же сплетён больше из разнообразных видов неделовой древесины: тонкие стволы деревцев, толстые прутья, крупные ветки.
Увидев во дворе молодого человека, сидевшего на лавке у завалинки и занятого плетением рыболовной снасти, иркутские гости остановились пред калиткой и с любопытством наблюдали, с какой сноровкой вяжется сеть, казалось, это делалось без труда, а руки и пальцы сами по себе в работе.
Трубников подал голос:
— Молодой человек, сделайте одолжение, оторвитесь от дел.
Севастьян вопросительно взглянул на незнакомцев: «Люди знатные, доселе в Олёкминске их не встречал, знать, только что прибыли, наверняка скупщики пушнины, а может, по торговым делам?»
Севастьян отложил сеть и подошёл к калитке, хотел было поздороваться и спросить, чего хотят господа, но Трубников опередил:
— Добрый день. Перваков вы будете?
— Да, я Перваков. Перваков Севастьян Михайлович. Если я вам нужен, так позвольте узнать, по какой надобности? Или от меня желаете что узнать?
— Не соизволили бы впустить нас? Как-то через городьбу неуместно беседу вести, а разговор может оказаться длинным, — предложил Рачковский.
Севастьян скинул с кола калитки петлю, что являлась примитивным запором, и, настежь открыв вход, пригласил таинственных личностей во двор. Далее провёл в избу. Тут же засуетился угостить чаем, но гости наотрез отказались, сославшись на сытость.
Трубников и Рачковский огляделись. Небольшая кухонька, горница и малая комната. В избе порядок — при входе самотканый ручной работы коврик, вешалка с крючками из дерева, в комнате кровать деревянная и застелена покрывалом стареньким, но на вид чистым, шкаф, похожий на комод, дощатый стол выглядел массивным, прочным, в красном углу небольшие иконы Иисуса Христа и Святой Богородицы.
Войдя, оба — Рачковский и Трубников — перекрестились и поклонились образам, хозяин же дома для себя отметил: «Православные и Бога чтят».
Севастьян предложил гостям присесть к столу на табуреты, коли обмолвились о предстоящей длительной беседе. Все трое присели к столу.
— Так, стало быть, хозяйничаешь один в этом доме? — спросил Трубников.
— Один, думаю собакой обзавестись, так вдвоём будем, а если две, так втроём.
— Охотник, а без собаки. Почему?
— Была, в прошлом году не стало. А без лайки никак нельзя, такой помощник в тайге всегда сподручный.
Трубников внимательно
