Уже ложась спать, Софья вспомнила еще об одном человеке.
Джованни Сальваторе….
«Арганный игрец»…
Теперь он здесь даже не Иван Спаситель, как называли его первое время, а просто — как все остальные итальянцы, которые для московитов на одно лицо — Иван Фрязин…
Ах, как хорошо сыграл он семь лет назад для покойного Ивана Ивановича, уже коронованного наследника московского престола!
Вот и не стало одного наследника….
Теперь супруг грозится другого короновать шапкой Мономаховой…
Не пора ли попросить Джованни чтоб еще один концерт дал?…
Но это потом… Сейчас важнее другое…
Глава третья
ДЕТИ КНЯЗЯ ЧЕТВЕРТИНСКОГО
Сентябрь 1496
Весь последний год, находясь на службе в великокняжеском дворце, Медведев часто был свидетелем многочисленных посольских приемов, а уж когда приезжали разных рангов московские посланцы — а приезжали они очень часто — Великая княгиня Елена непременно желала, чтобы он лично присутствовал в ее тронной палате от начала до конца…
Иногда, во время таких приемов, пока прибывшие произносили речи, она поднимала глаза на Василия и едва заметной улыбкой, так памятной ему еще с тех пор, как он встретил ее однажды в переходе между палатами Кремля, как бы хотела что–то сказать ему, и Медведев стал догадываться: ей зачем–то нужно, чтобы он был в курсе всех ее официальных отношений с Москвой, с отцом и матерью…
Таким образом, Василий вскоре изучил во всех деталях ритуал приема и отправления послов, посланников, гонцов и все тонкости обращения с ними. Дома он иногда рассказывал Аннице о том, как это происходит, в том числе и о том, как забавляет его, разница между тем, что дарят иностранные послы и что московские….
В то время все послы, прежде чем приступить к делу преподносили от имени пославших их разные дары. Так вот, у других послов дары эти были каждый раз иными — кто дорогого коня шлет, кто редкую ткань, кто изящную посуду, кто оружие, кто ковер персидский, и только московитские послы отличались завидным постоянством: кто бы ни посылал посольство к Великой княгине — отец, мать, брат Василий — все посылали первым делом непременно корабельник[4], а потом соболей.
Однако за все полтора года дворцовой службы Медведев ни разу не находился с Великой княгиней Еленой наедине, и вдруг в сентябре 1496 года он оказался удостоен такой высокой чести.
Ранним пасмурным утром, явившись на обычное дневное дежурство, Медведев узнал, что великая княгиня Елена вызывает его в свою тронную залу ровно через час. Василий тут же проверил — никаких посольств, никаких приемов больше назначено не было.
Ровно через час он явился и, низко поклонившись, предстал перед Еленой.
— Рада тебя видеть, Василий. Наконец наступил момент, когда мне понадобятся твои способности, не только как капитана дворцовой стражи. Однако сначала ответь мне, доволен ли ты своей жизнью в моей столице?
— Да, государыня, благодарю тебя. Моя жена здесь, дети учатся, старший сын остался в имении на Угре.
— Замечательно. Жалованье тебе платят исправно?
— Да, государыня, я всем доволен.
— А вот я нет, — сказала Елена, вздохнув, поднялась со своего тронного кресла и неторопливо двинулась в дальний угол залы, где стояла скамья вся покрытая шкурами диких животных.
Желая, по–видимому, подчеркнуть неофициальность разговора, великая княгиня сказала:
— Поди сюда, Василий. Сядь напротив, я хочу с тобой поговорить.
Медведев приблизился:
— Я всего лишь простой дворянин, государыня, и мне негоже сидеть в присутствии Великой княгини. Я с радостью выслушаю тебя.
Он опустился перед Еленой на одно колено и склонил голову.
— Почему ты совсем не похож на других московских слуг? — улыбнулась Елена и, протянув руку, кончиком пальца коснулась плеча Медведева. — На всех этих князей, бояр да детей боярских, которыми батюшка окружил меня. Ты вот какой–то другой, Василий. Я всегда помню о том, что обязана тебе жизнью и, хотя с того момента за целых девять лет я только один раз видела тебя, я всегда хотела, чтобы ты был рядом со мной, когда я вырасту и пойду навстречу своей судьбе. Я думаю, что из всех людей, которые меня здесь окружают, ты — единственный с кем я могу быть совершенно откровенна, потому что твердо знаю — ты никогда не предашь меня, и не изменишь мне.
— Да, государыня, это так, — склонил голову Медведев.
— Возникла одна проблема, Василий, и я хочу, чтобы ты помог мне разрешить ее. Не знаю, о чем думали батюшка и матушка, выдавая меня замуж за Александра…. Впрочем, нет, — знаю, — они думали только о политике и о том какие выгоды они могут получить от этого брака. Это вовсе не означает, что они меня не любят, просто они иначе думать не могут. Но вряд ли они предполагали, что наш брак окажется столь удачным, в смысле наших отношений с супругом. Я и сама, когда ехала сюда, не без страха думала о том, что через несколько дней после приезда мне придется называть мужчину, которого я никогда раньше не видела, своим мужем и спрашивала себя, возможна ли любовь между нами. А теперь я так счастлива, Василий…. Прошло полтора года, и я могу тебе сказать — я очень люблю Александра. Он… он совсем не такой, каким я представляла Великого литовского князя, сына короля Казимира… Он очень образован, — его учил сам великий мастер Длугош, написавший двадцать томов истории Литвы и Польши, но, тем не менее, Алексендр не умеет красиво говорить и скорее стеснителен…. Но у него очень добрая душа. Возможно, даже слишком добрая для человека, который должен руководить державой; ведь здесь нужно уметь отказывать, уметь настоять на своем, уметь, наконец, посылать людей на смерть, если этого требуют интересы государства…. Мой батюшка, Иван Васильевич, — он как раз такой! А вот Александр — нет…. Я всей душой люблю его и надеюсь, что он полюбил меня так же, как я его. Но как с литовской, так и с московской стороны есть много людей, которые хотят разрушить нашу любовь, которые заинтересованы в том, чтобы мы не любили, а ненавидели друг друга, но мы понимаем это и сопротивляемся им: Александр делает все, что может со своей стороны, и я вот решила тоже кое–что сделать со своей. Ты, должно быть, заметил, сколько людей приехало проводить меня и побывать на моем венчании. Ну побыли, посмотрели, погуляли, пора бы и честь знать, но за полтора года число окружающих меня московитов не убавляется, хотя скажу тебе честно, Василий, большая половина из них мне вовсе не нужна. Мало того, приезжают все новые. Вот пример: месяц не прошел, как я уехала из Москвы, а мой батюшка шлет вдогонку князя Василия Васильевича Ромодановского с женой да еще пять подьячих в придачу и просит меня, чтобы я выбрала одного из них. Мне, если честно, все они не нужны, я прекрасно понимаю: батюшка хочет, чтобы они ему доносили о каждом моем шаге и о том, что тут у нас делается. Вначале мне было не до всего этого. Пока я освоилась, осмотрелась, вошла в свое новое положение, пока расцвели наши отношения с супругом, я на все это не обращала внимания, но потом стала замечать, что батюшка, все получаемые через своих людей отсюда сведения, использует однобоко. Например: в договоре записано, и батюшка особо на этом настаивал, чтобы у меня была своя греческая церковь. Александр специально поселился здесь, потому что рядом, в пяти минутах ходьбы, находится самый старый в Вильно православный собор, куда я ежедневно хожу молиться. Но батюшка начинает настаивать, чтобы Александр построил мне прямо тут во дворе новый. Мой супруг отвечает тестю, что, во–первых, в этом нет необходимости, поскольку греческий православный храм рядом, а во–вторых, даже если бы он и захотел, то не может его построить, потому что статут Великого литовского княжества не разрешает в настоящее время строительство новых храмов греческой веры — считается, что их здесь и так достаточно. Я, конечно, буду бороться за увеличение их числа и буду просить моего супруга пересмотреть этот несправедливый закон и передавала об этом в Москву, но батюшка ничего слышать не хочет и начинает упрекать Александра, что он нарушает договор. Попутно он предъявляет некоторые требования, которые вряд ли выполнил бы сам, если бы их предъявили ему. Например, он настаивает, чтобы мы силой с приставами отправили бы в Москву супругу беглого князя Федора Бельского Анну, которую тот, уличенный в заговоре против короля Казимира, сбежав, бросил на произвол судьбы в день свадьбы. С тех пор прошло шестнадцать лет! Бывшая княгиня Бельская уже добилась аннуляции этого брака и категорически не хочет ехать в Московское княжество, а батюшка настаивает, чтобы мы с Александром силой выдворили ее с родины и отправили на чужбину! Где такое слыхано? Василий, ты единственный человек, кому я это говорю, даже любимому супругу я всего не открываю…. А делаю это потому, что в мою душу закрадывается нехорошее подозрение: боюсь, батюшка выдал меня замуж вовсе не для того, чтобы между нашими княжествами был мир…. Что–то, мне кажется, он все время ищет разные, даже самые нелепые причины, лишь для того, чтобы наши отношения все ухудшались. Скажу только о последнем примере: совсем недавно он написал Александру грамоту, чтобы тот беспрепятственно пропустил через свои земли послов к хану Менгли — Гирею в Крым и послов к господарю Стефану в Валахию. Александр, конечно, согласился, но мне было так стыдно, что я не нашла сил сказать своему любимому супругу всего, что мне стало ведомо. Но тебе я скажу, Василий. Знаешь, что было в тайных наказах этих посольств? Батюшка просит Менгли — Гирея с одной стороны, а Стефана с другой, одновременно напасть на наши литовские земли, грабить и жечь их, уводить в плен людей и скот. Хорошо ли это? У меня сердце кровью обливается…. Когда я уезжала, матушка очень надеялась, что я рожу Александру сына, который станет наследником престола, и тогда между нами воцарятся мир и единство. Я сама этого очень хочу, и мне кажется, это может случиться, Василий. Ты второй после Александра узнаешь об этом: я нахожусь в надежде, что бог даст через каких–то шесть–семь месяцев матушкины и мои чаяния относительно наследника оправдаются… И вот тут я подхожу к тому, зачем я пригласила тебя. Я хочу, чтобы ты отправился в Москву, Василий, но так, чтоб об этом не знали окружающие меня батюшкины слуги. Постарайся повидаться с моей матушкой, и передай ей все, что я тебе сейчас сказала, — я не хочу давать тебе никаких писем. Попроси ее об одном: пусть повлияет на батюшку, дабы он отозвал обратно князя Ромодановского и всех его подьячих, а также всех, приехавших сюда детей боярских за ненадобностью. У меня здесь есть достаточно слуг из местных православных и мой муж мне ни в чем не отказывает. Лучше пусть батюшка сам их отзовет, чем придется Александру лишать их представительства при дворе, что даст батюшке новый повод для ссоры, чего он очевидно и хочет. Вот тебе все необходимые верительные грамоты, чтобы тебя в Москве допустили к матушке, а вот грамота о том, что я даю тебе два месяца отпуска и эту грамоту ты всем показывай, да говори, будто едешь в свои имение в отпуск. Действительно, навести своего старшего сына, посмотри, как он там без тебя справляется, — я думаю, времени у тебя будет достаточно.
