Мимо проходила рота герцога де Линя; умирающий потянул к ним руку. Его заметили, пожалели, поместили в фургон и довезли до ворот Брюсселя.
Бельгийцы так бережно охраняют свое прошлое, что не получили от небес способности угадывать будущее; они не предполагали, что в один прекрасный день пиратское издание сочинений этого молодого человека обогатит трех или четырех мошенников; они захлопнули перед беднягой все двери.
Изможденный, он улегся на пороге какой-то харчевни и стал ждать. Рота герцога де Линя уже ушла из города, но, быть может, Провидение пошлет ему хоть какую-то поддержку.
Надежда — дело хорошее, но он умирал. Провидение сжалилось над умирающим и послало ему брата.
Молодые люди узнали друг друга и протянули друг другу руки. Г-н де Шатобриан-старший был богат: у него были тысяча двести франков, шестьсот он отдал брату.
Старший брат хотел забрать младшего с собой; к счастью, наш поэт был слишком болен. Поэт отправился к цирюльнику, который вернул его к жизни; брат его держал путь во Францию, где его ждал эшафот.
Выздоровев после долгой болезни, г-н де Шатобриан отплыл на Джерси. Оттуда он рассчитывал добраться до Бретани. Разочаровавшись в эмиграции, решил стать вандейцем. Наняли маленькое судно; два десятка пассажиров расположились на палубе, чтобы можно было дышать. Но началась качка, пришлось спуститься вниз, где было очень душно. После болезни Шатобриан еще был очень слаб; кто-то навалился и придавил его. На Гернсей, где судно делало остановку, его привезли без сознания, почти бездыханным.
Его спустили на берег и посадили у стены лицом к солнцу, чтобы он мог в покое испустить последний вздох. Мима шла жена моряка, она позвала мужа. С помощью трех-четырех матросов умирающего перенесли в удобную постель; назавтра его смогли посадить в шлюп из Остенде.
На Джерси он добрался в горячке.
Только к весне 1793 года больной почувствовал, что в силах продолжить путешествие. Он отправился в Англию, надеясь встать там под какое-нибудь роялистское знамя. Но в Англии он вновь стал страдать легкими, и медики, посовещавшись, прописали ему абсолютный покой, предрекая, что и при соблюдении всех предосторожностей больной протянет еще максимум два-три года.
Такой же диагноз ставили автору «Орлеанской девственницы»[136], за что мстительный Господь заставил медиков, окружавших автора «Гения христианства», солгать еще раз.
Вердикт врачей вынудил г-на де Шатобриана оставить оружие; он взялся за перо. Написал «Опыт о революциях» и набросал план «Гения христианства». Затем, коль скоро оба эти столь противоположные по духу сочинения не спасали их автора от голодной смерти, в свободное время он взялся за переводы, получая один ливр за страницу.
В этой борьбе за существование он провел 1794 и 1795 годы.
Еще один человек в это же время тоже боролся с голодом. То был уже знакомый нам молодой командир батальона, взявшего Тулон. Руководитель Военного комитета, Обри, не позволил ему командовать артиллерией; он вернулся в Париж, где ему предложили возглавить бригаду в Вандее. Он отказался и, лишенный всех должностей, в то самое время, когда Шатобриан занимался переводами, стал составлять заметки о средствах укрепления военной мощи Турции для борьбы с европейскими монархиями.
К началу сентября наш командир батальона дошел до полного отчаяния и решил утопиться в Сене. Он уже направлялся к реке, когда, поднимаясь на мост, встретил одного из своих друзей.
— Ты куда? — спросил его друг.
— Топиться.
— Почему?
— У меня нет ни одного су.
— А у меня двадцать тысяч франков. Поделим их.
И друг отдал десять тысяч франков молодому офицеру. Тот не бросился в реку. А 4 октября, отправившись в театр Фейдо, он узнает, что взвод национальной гвардии под началом Лепелетье заставил отступить войска Конвента, которыми командовал Мену, и что теперь ищут какого-нибудь генерала, способного исправить положение.
На следующий день, в пять утра, генерал Александр Дюма получил от Конвента приказ взять на себя командование армией. Но генерала Дюма не было в Париже, и Баррас, назначенный вместо него, подал ходатайство и получил разрешение взять в помощники бывшего командира батальона Бонапарта.
5 октября — это 13 вандемьера.
Наполеон вышел из безвестности благодаря победе; Шатобриан вышел из нее благодаря шедевру.
День 13 вандемьера, конечно, обратит внимание писателя на генерала, но и появление «Гения христианства» привлечет взгляд генерала к поэту[137].
Позже у Бонапарта появится предубеждение против г-на Шатобриана. Однажды Бурьен выразит ему удивление, что человек с таким именем и заслугами не обозначен ни в одном из списков кандидатов на различные должности.
— Вы не первый говорите мне об этом, Бурьен, — отвечал Бонапарт, — но я уже сказал, чтобы по этому поводу ко мне больше не обращались. У этого человека свои представления о свободе и независимости, они не согласуются с моими. Я предпочитаю иметь в нем врага, а не друга по принуждению. А там будет видно. Я подержу его на вторых ролях, и если справится, начну его продвигать.
Из этих слов ясно, что Бонапарт не имел представления о том, чего стоит Шатобриан.
Вскоре, однако, публикация «Аталы» так превознесла имя ее автора, что первый консул стал с беспокойством поглядывать на него, испытывая ревность ко всему, что отвлекает внимание от его собственной персоны.
За «Аталой» последовал «Гений христианства». Чудесным образом Бонапарт получил поддержку в книге, произведшей настоящую сенсацию. Ее совершенство обратило умы современников к религиозным идеям.
Однажды г-жа Бачокки зашла к брату с книгой в руках.
— Прочтите ее, Наполеон, — обратилась она к нему, — уверена, вы будете довольны.
Бонапарт взял томик, бросил рассеянный взгляд на обложку. Это была «Атала».
— Еще один роман на «а», — произнес он. — Как будто у меня есть время на чтение всякой вашей ерунды!
Однако он все же забрал у сестры книгу и положил на стол.
Г-жа Бачокки тут же попросила его вычеркнуть Шатобриана из списка эмигрантов.
Я уже говорил, что Бонапарт был малообразован и не интересовался литературой. Видно, он не знал, что автором «Аталы» был Шатобриан.
Первый консул прочел повесть и остался ею доволен; когда же через некоторое время г-н де Шатобриан опубликовал «Гения христианства», к нему вернулись все прежние предубеждения против автора.
Впервые Бонапарт и Шатобриан встретились на подписании брачного контракта мадемуазель де Сурди и Гектора де Сент-Эрмина.
