— Да, и взяла с меня клятву никогда и никому не называть его.
— За исключением меня.
— Ни за что! — энергично произнес Ансельмо.
— И не нужно, мой милый,— со смехом сказал Бенедетто,— я только хотел проверить твою память… Эта женщина была госпожа Данглар.
Ансельмо с грустью опустил голову: он был побежден.
— Что же тебе еще от меня нужно? — спросил он. — На все твои вопросы я, кажется, ответил… Теперь ты уйдешь?
— Погоди, голубчик, дай мне побыть с тобой, когда-то нас связывала тесная дружба — в виде железной цепи!
Ансельмо задумался.
— Я вижу,— сказал он,— что ты пришел ко мне не без цели… Может быть, я могу тебе оказать какую-нибудь услугу?
— Ты, кажется, образумился, голубчик, и это меня радует. Но с чего это ты стал честным человеком? А, погоди! Ты всегда был не прочь приволокнуться за красотками, и, верно, втюрился в какую-нибудь красотку… так, что ли? Надо будет раскрыть ей глаза.
Ансельмо вскочил и схватил своего бывшего товарища за плечо.
— Послушай,— произнес он глухим голосом,— много лет тому назад я был мерзавцем и негодяем, не скрываю этого! Но теперь я отрекся от своего позорного прошлого и действительно стал честным человеком, потому что всей душой и сердцем привязался к бедному, всеми покинутому созданию. Если ты выдашь меня ей, она не переживет этого — а я тебя убью!
Бенедетто слушал все это с той же иронической улыбкой на лице.
— Все это прекрасно,— сказал он затем, меняя тон,— а теперь возьми перо и бумагу и пиши под мою диктовку.
Ансельмо машинально повиновался.
— Пиши: «24-го февраля 1839 года каторжник Бенедетто, бежавший из Тулона, убил с заранее обдуманными намерениями свою мать — госпожу Данглар».
— Это ужасно! — вскричал Ансельмо.— Я не буду этого писать.
— Я заплачу тебе, голубчик, и деньги тебя теперь выручат, так как ты сидишь без гроша.
И с этими словами Бенедетто бросил на стол десять банковских билетов по десять тысяч франков каждый.
— Я не буду писать,— повторил Ансельмо.
— В таком случае я сообщу в газеты всю правду о той, которая зовется Дженни Зильд.
Как пораженный громом, Ансельмо упал на свою убогую кровать. Затем он схватил перо и быстро написал то, что ему продиктовал Бенедетто.
— Возьми,— сказал Ансельмо, подавая ему бумагу,— возьми и молчи!
— Будь спокоен, голубчик, я человек не болтливый.
Бенедетто просмотрел написанное и прошептал:
— Даже расписался настоящим именем! Тем лучше!
И с этими словами он выскочил в окно и исчез.
— Надо бежать,— вскричал Ансельмо,— ему верить нельзя. Там, в Америке, она начнет новую жизнь, там никто не станет справляться о ее прошлом!
Он схватил банковские билеты, оставленные бывшим каторжником, и спустился в комнату Дженни: она была пуста.
Ансельмо остолбенел… а затем, как безумный, бросился на улицу.
Гонтран и Сперо вышли из дома: была чудная лунная ночь. Парк опустел, и город мало-помалу погружался в сон.
Друзья медленно прогуливались, беседуя между собой. Вдруг до их слуха долетел звук выстрела.
— Вы слышали? — вскричал Гонтран.
— Это выстрел!
— Быть может, здесь совершено преступление.
Они бросились в чащу деревьев.
Сперо опередил товарища, и на полянке, озаренной бледным светом луны, увидел лежащую на земле женщину. Он наклонился над ней и вскрикнул: это была Дженни Зильд.
У ее ног на траве лежал револьвер. Сперо, вне себя от отчаяния, взял ее на руки и выбежал на дорогу.
— Виконт! — крикнул ему подоспевший Гонтран.— Куда вы несете труп?
— Она не умерла,-.вскричал Сперо,— нет, нет! Она дышит, она жива, и я не хочу, чтобы… она умерла!
— Но разве вы знаете эту женщину? — воскликнул Гонтран, стараясь рассмотреть лицо несчастной.
Вдруг он вздрогнул. Лежавшая на руках виконта женщина была окутана тяжелой драпировкой.
— Дженни! — крикнул художник.— Это она?
Несчастная, как будто услыхав свое имя, застонала. Друзья быстро дошли до дома виконта.
Войдя в комнату, в которой прежде жила графиня Гайде, виконт бережно опустил девушку на постель. Увидев ее мертвенно-бледное лицо, Сперо не выдержал: он упал на колени и зарыдал как ребенок.
Гонтран между тем осветил комнату и подошел к виконту.
— Милый Сперо,— сказал он,— что с вами? К чему падать духом? Разве вы не хотите спасти ее?
Сперо встал.
— Да, вы правы… мною овладело отчаяние. Но знайте, что если Дженни умрет… умру и я… потому что… я люблю ее!
Эти слова были сказаны столь искренним тоном, что Гонтран поверил.
Для этого юноши с чистой неиспорченной душой достаточно было одного взгляда и слова, и он поставил на карту всю жизнь.
— Надо срочно осмотреть рану,— сказал художник, и со всей осторожностью расстегнул корсаж платья Дженни.
На левой стороне груди виднелось небольшое пятнышко. Сперо приложил ухо к груди Дженни и долго прислушивался. Наступила томительная тишина. Наконец виконт поднял голову.
— Она жива,— тихо сказал он, добавив: — Гонтран, принесите мне из моей комнаты шкатулку — она на камине.
К виконту вернулось присущее ему самообладание. После ухода художника, в глазах которого блеснул луч надежды, он приподнял голову девушки.
— Зачем,— тихо сказал он,— зачем искала ты смерти? Неужели не думала о том, что вместе с тобой умру и я? Дженни, Дженни, ты будешь жить, и отныне никто и ничто не разлучит нас!
И, склонившись над несчастной, он поцеловал ее. Этот поцелуй был его немой клятвой.
Сдержит ли ее Сперо?
Гонтран вернулся со шкатулкой в руке:
Виконт открыл ее и достал хирургический зонд.
— У меня не дрожит рука? — спросил он у художника, протягивая ему руку.
— Нет,— ответил Гонтран.
Виконт прозондировал рану.
Эта группа была достойна кисти художника. Дженни казалась спящей, и после поцелуя виконта ее бледное лицо как бы озарилось улыбкой.
— Гонтран,— сказал Сперо,— пуля, к счастью, проникла неглубоко, я нашел ее.
Затем он достал из шкатулки пинцет. Через минуту виконт подал Гонтрану пулю, сказав:
— Спасена!
Ансельмо, как безумный, выбежал из дома. Слезы градом текли по лицу старика. После бесплодных поисков, дойдя до набережной Сены, он сел на камень и судорожно зарыдал.
Какая страшная тайна связывала бывшего каторжника и эту обворожительную девушку?
Пятнадцать лет тому назад каторжник Ансельмо в одном из домов местечка Боссюэ, между Тулоном и Марселем, присутствовал при ужасной сцене. Сын вонзил кинжал в грудь родной матери и завладел драгоценностями в шкатулке.
