и заявили, что, видимо, полковник выступавший не знает, что Вильно никогда не был и не будет литовским…
…В настоящее время поляки проводят усиленную мобилизацию в «Армию Краевую» и собирают оружие. Вчера была в городе задержана повозка с оружием, на которой ехал польский солдат. При допросе он заявил, что оружие собрано у населения и предназначено для польских бригад. Оружие изъято» [144].
Возникает риторический вопрос, какая сражающаяся армия стала бы терпеть у себя в тылу формирования враждебно настроенной армии, проводящей мобилизацию граждан и реквизиции в свою пользу и срывающей аналогичные мероприятия армии, сражающейся с сильнейшим врагом. Забегая вперед, я процитирую письмо Рузвельта Сталину от 6 февраля 1945 г., в котором американский президент констатировал правоту и решимость советского вождя: «…в отношении того, что ваш тыл должен быть обеспечен по мере продвижения вашей армии на Берлин… Вы не можете, а мы не должны терпеть какое-либо временное правительство, которое будет причинять вашим вооруженным силам какие-либо неприятности этого рода». Рузвельт шел еще дальше: «…Соединенные Штаты никогда не поддержат каким-либо образом любое временное правительство в Польше, которое было бы враждебно вашим интересам» [145].
А еще раньше Молотов написал карандашную записку (видимо, Сталину): «Польша – большое дело! Но как организов[ывали] правительства в Бельгии, Франции, Греции и др. мы не знаем. Нас не спрашивали… Мы не вмешивались, так как это зона действий англо-американских войск» [146].
От себя замечу, что американцы и англичане в 1944–1947 гг. решительно подавляли силой оружия любые прокоммунистические или националистические вооруженные отряды в своем тылу, если они мешали выполнению военных или политических задач союзников.
Так, американцы и англичане в 1945–1947 гг. не постеснялись использовать японские части для борьбы с коммунистами и националистами в Индонезии, Малайе, Бирме, Вьетнаме и Китае. Зато западные политики и СМИ льют крокодиловы слезы по поводу разоружения отрядов Армии Крайовой и арестов ее офицеров в 1944–1945 гг. Замечу, что с 1990 г. в этом хоре заметную роль играет и часть российских СМИ. Мол, обидели бедных поляков. К примеру, в районе Вильно к 3 августа 1944 г. было разоружено 7924 солдата и офицера Армии Крайовой. При разоружении поляков изъято: винтовок – 5500, автоматов – 370, пулеметов ручных и станковых – 270, орудий легких – 13, а также – автомашин 27, радиостанций 7, лошадей 720. Из 7924 солдат и офицеров 2500 солдат было размещено по домам, а 4400 солдат и офицеров отправлено на сборные пункты для фильтрации [147].
Теперь этим возмущены наши либералы, всякие там «аптекари» и Ко, засоряющие Интернет своими писаниями. Забавно, что они только хают действия советского правительства и не предлагают никакой альтернативы. А единственной альтернативой была бы передача Вильно Польше, чего, собственно, и добивалось командование Армии Крайовой. Ну что ж, господа, чем заниматься безответственным критиканством, заявите четко и внятно: Вильно – польский город, несправедливо переданный НКВД Литве. Но, увы, на такое у «аптекарей» кишка тонка.
Любопытно, что наши и польские либералы очень часть выдают за зверства Красной армии и НКВД польские междусобойчики. Благо, наша либеральная интеллигенция весьма поднаторела на подобных фальсификациях и в отечественной истории 20—30-х годов XX века. Давайте зададим два крайне неудобных вопроса: почему до сих пор у нас секретны дела репрессированных 50–70 лет назад? И почему органы ОГПУ – НКВД арестовывали тех, а не других поэтов, режиссеров, профессоров, инженеров и т. д. Ведь, грубо говоря, Ягода, Ежов и им подобные как свиньи в апельсинах разбирались в поэзии, кино, артиллерии, химии и т. д. Так что ж, сажали специалистов «от банки», методом тыка? Увы, нет. Большинство творческой и технической интеллигенции, репрессированной в 1930-х гг., стало жертвой разборок в собственной среде. Университетские профессора доносили на своих коллег, писатели – на писателей, физики – на физиков и т. д. Поэтому-то и не могут наши «органы» раскрыть дела осужденных 50—70-летней давности. В этих делах море доносов от весьма авторитетных деятелей культуры и науки. Их давно нет в живых, даже дети их в большинстве своем умерли или являются недееспособными стариками. Но все равно огромный вал скандалов при раскрытии архивов может потрясти Россию.
Надо ли говорить, что аналогичная ситуация была и в Польше в 1944–1950 гг. Та же волна доносов и своих разборок. Я приведу лишь один пример польского междусобойчика в марте 1945 г. «Со стороны некоторых польских работников местных органов отмечаются случаи неправильного подхода в борьбе с аковцми [148]. Так, например, 3 марта с. г. на улице гор. Грубешов, Люблинского воеводства, неизвестными лицами выстрелами из пистолета был убит сотрудник Грубешовского уездного отдела общественной безопасности Хмажинский Юзеф. Местные руководители г. Грубешов решили ответить на террористический акт расстрелом аковцев. Начальник отдела общественной безопасности Гродек, его заместитель, староста города, представители уездной партийной организации ППР и командир 14 кавалерийского польского полка решили провести «операции», по имеющимся у них материалам, было выведено из домов и расстреляно на месте 10 местных жителей гор. Грубешов, 3 из которых – не аковцы. Трупы расстрелянных лежали в течение суток на улице. По линии министерства безопасности и ЦК ППР дано соответствующее указание о запрещении подобных операций. Виновники будет переведены в другой уезд и воеводство» [149].
Крупнейшей акцией Армии Крайовой в реализации плана «Буря» стало Варшавское восстание. План этой операции особо тщательно готовился в Лондоне как поляками, так и британскими спецслужбами. Около 40 тысяч бойцов Армии Крайовой тайно проникли в столицу. В течение трех дней они должны были освободить от немцев Варшаву. После захвата мест, пригодных для посадки самолетов, из Лондона должно было быть переброшено эмигрантское правительство, а из Шотландии – воздушно-десантная польская бригада.
Советские войска к началу восстания (1 августа 1944 г.) находились в нескольких десятках километров от Варшавы. И по расчетам польских генералов, части Красной армии, подойдя к столице, должны были обнаружить там законное правительство и не менее чем 100-тысячную польскую армию, состоявшую из бойцов Армии Крайовой, мобилизованных варшавян и переброшенных по воздуху солдат из Англии и Италии.
Но, как говорится, гладко было на бумаге, да забыли ляхи про овраги. Германский гарнизон в Варшаве насчитывал 20 тысяч человек. И это были не 20 тысяч пехотинцев и танкистов, а 20 тысяч нестроевых солдат, полицейских, штабных чинов и т. д. В ходе восстания к 40 тысячам аковцев присоединилось около 20 тысяч варшавян. Тем не менее им не удалось взять под контроль весь город. Сотрудники большинства германских учреждений заняли круговую оборону своих зданий и продержались до подхода основных сил. Самая важная задача повстанцев – захват мостов через Вислу, связывающих Варшаву с ее предместьем Прагой, так и
