А Филипп лежал спокойный, словно нож убийцы вошел не в печень, а в сердце и совсем не причинил боли. Лежал и улыбался. Он не одобрил бы, исчерпай себя македонская сила в братоубийственной резне.
И Антипатр с Парменионом вновь, в последний раз, не захотели огорчать Филиппа…
Возможно, зря. Даже наверняка.
И вот Гаденыш дошел до самого Инда. Но что с того? Он забыл о Македонии, сделавшись варварским царем, а всех недовольных, не вставших на колени, свято берегущих македонскую честь, – убил, без жалости и пощады, даже Пармениона!
Он хотел, чтобы Македония была крошечным придатком к его бескрайним владениям.
Он хотел…
Не вышло! Боги вмешались и предотвратили кощунства самозванца, посмевшего сравнить себя с ними, а умные люди помогли Олимпийцам не промедлить.
И когда этот свихнувшийся Пердикка, недостойный зваться македонцем, потребовал от армии присягать не младенцу даже, а вздутому брюху азиатской сучки, нашлись, благодарение бессмертным, истинные мужи, честные и храбрые, настоявшие на коронации Арридея.
Кстати, а что здесь делает Арридей?
– Великий царь, – почтительно обратился к базилевсу наместник, носящий титул Старейшего из вождей, – если тебе угодно знать мнение своего слуги, то наступила пора обеда, а ты голоден!
Пустенькая синева радостно сверкнула.
Да, конечно, Арридей хочет кушать! И продрог на ветру, хоть и теплом! А еще он хочет к Эвридике…
Уважительно и величаво приблизились хорошо обученные рабы, одетые в старомодные македонские туники, взяли ухмыляющегося повелителя под локотки, помогли разместиться в устланной овчинами повозке, сунули в руки большую тряпичную куклу; возница щелкнул бичом – и Антипатр несколько раз махнул слабой рукой вслед удалявшейся карете, окруженной десятком всадников из этерии Антипатра.
– Сынок, – позвал Антипатр, и Кассандр торопливо приблизился. – Я немного устал…
Он еще не успел договорить, а Кассандр уже расставлял походное креслице, умело сработанное из деревянных планок и переплетенных ремней.
Не доверяя рабам, самолично усадил отца, заботливо подоткнул полы накидки, оберегая от сквозняков.
И отошел в сторонку, зная, что отец любит размышлять в одиночестве.
Он хороший мальчик… да… и Арридей тоже хороший мальчик… да… Антипатр пытался поймать ускользнувшую мысль, но это никак не удавалось; в последнее время такое случалось с ним все чаще и раздражало до злого крика…
Ах да, конечно же, как он мог забыть!
Никому и никогда не удастся поставить македонцев на колени и сделать Македонию придатком Азии! Тупой фанатик Пердикка сделал вид, что не понимает этой простой истины, и поэтому его съели нильские крокодилы. Хорошим македонским мальчикам надоело вытягиваться перед возомнившим о себе ничтожеством, ручным псом наказанного богами Гаденыша; они поступили так, как надлежит свободным людям поступать с теми, кто пытается заставить их ползать на коленях…
Азия?.. А что Азия?! Огромная кормушка, которая должна принадлежать победителям. Кто проливал кровь, покоряя Восток, тот и должен обладать Востоком, как же иначе? И не нужен державе никакой Верховный Правитель!.. У Македонии, хвала богам, есть царь Арридей-Филипп, не очень умный, правда, но зато настоящий Аргеад, македонец без единой капли чужой крови, не чета Гаденышу, тем более – его персидскому ублюдку! Тот вообще непонятно что: всего лишь на четверть македонец, еще на четверть, по ведьме, – молосс, а наполовину и того круче – варвар, азиат, недочеловек…
Какое, собственно, он имеет отношение к державе, созданной сынами Македонии?
Наместник Македонии пожевал беззубыми деснами, облизал нещадно сохнущие губы.
Именно так он и сказал тогда, в Трипарадисе, слово в слово, и мальчики рукоплескали ему стоя, грохоча бронзой и золотом парадных доспехов, а он, неловко держась за поручни возвышения, отвечал им доброй, отеческой улыбкой.
Тогда он впервые увидел Азию, и она не понравилась ему.
Она не нужна Македонии. Антипатр был уверен в этом и раньше, но уверился окончательно, поглядев на пестрые базары тамошних городов, на плутоватых восточных людей, гнущих спины перед силой и всегда готовых ударить исподтишка. Пусть достается тем, кто хочет превращаться в восточных царьков. Антипатр же презирает ее и сына, Кассандра, воспитал так же. Иное дело – Эллада; терять ее нельзя ни в коем случае, и когда эллины попытались бунтовать после смерти Гаденыша, Антипатр железной рукой убедил их в том, что они не правы…
В тот год он в последний раз сел на боевого коня.
А пустое, лишенное смысла звание Верховного Правителя державы… да кому оно нужно?! Он лично отказался от него легко и спокойно, зато с благодарностью принял предложенный мальчиками титул Старейшего, потому что это, помимо прочего, истинная правда! Он самый старый из ныне живущих македонских вождей, и даже проныра Антигон, перешагнувший шестой десяток, рядом с ним – юнец. Во всяком случае, именно Антипатр представил некогда его, потерявшего глаз в бою, Филиппу и рекомендовал в этерию…
И еще он забрал с собой на родину царей.
Обоих.
Арридея – потому что царю Македонии негоже жить вдали от македонской земли, от старой ее столицы – Эг и новой – Пеллы, от Пангейских рудников и мудрых вождей, назубок знающих древние обычаи.
А персидского говнючка, сынишку Гаденыша, прихватил просто так. На Востоке он все равно не нужен никому; рано или поздно его просто-напросто прихлопнут, как надоевшую блоху, а это все-таки внук Филиппа, и Антипатру следует позаботиться о его будущем. Пусть себе живет. Конечно, македонской диадемы ему не видать как своих ушей, но достойное воспитание и средства к существованию он получит…
Что же касается диадемы, то ныне у нее есть хозяин.
Какой-никакой, но законный. Потомства, правда, у него не будет, как бы ни старалась расшевелить увядшую плоть мужа бедная девочка Эвридика… А призвать какого-либо «Бога» на помощь, как это сделала в свое время молосская ведьма, Эвридике не позволит стража, приставленная наместником.
Пусть пока что – Арридей-Филипп. Он еще не так стар. А когда выйдет его время, архонты[18] Македонии, собравшись по старому обычаю, изберут и представят на утверждение сперва войскам, а потом и народу нового царя, родоначальника династии, пришедшей на смену вымершему дому Аргеадов.
И почему бы этим избранником не стать Кассандру, сыну Антипатра?..
Все, даже загробное блаженство, отдал бы наместник Македонии за счастье дожить до этого дня…
Увы, что мечтать о невозможном?
– Детка! – в полудреме пробормотал Антипатр.
