– Да, пожалуй. Увижу, может быть, и пройду, – нерешительно и рассеянно проговорил красивый незнакомец и размеренным шагом отошел от хижины, повернул на горную тропу и скрылся из глаз старика.
– Чужестранец, а между тем, вероятно, не издалека, – подумал старик. – При седле его нет дорожных мешков, он не в дороге, а будто на прогулке. Вероятно, из какого-нибудь соседнего городка, может быть, из Лозанны. Может быть, ищет себе землю купить. Может быть, о ценах на вино справляется, – болтал сам про себя старик, расседлывая красивую лошадь.
Между тем проезжий, скрывшись из глаз старика, уже не медленно, а особенно быстрой походкой двигался по каменистым тропинкам, взлезал на холмы и, не зная дороги, пролезал через ограды, а сам не спускал глаз с развалины, рисовавшейся теперь высоко над его головою. Он, очевидно, не шел прогуляться. Он шел именно к этой башне, и спешил.
Через несколько минут крутого подъема незнакомцу показалось, что тропинка снова спускается и удаляется в сторону, тогда как башня остается над головою его справа.
Недолго думая, он решился и вступил в густую чащу, намереваясь лезть напрямик. Оборвавшись два раза, расцарапав себе руки в кровь о терновые кусты, он наконец очутился в нескольких шагах от серых, зеленью и мхом покрытых стен крайней башни.
Он огляделся кругом. Но не цветущая долина, расчеркнутая пополам синей Роной, не дальние зубцы гор, подпирающие небо, не голубое озеро, развернувшееся вдали перед его глазами, привлекли его внимание. Он озирался кругом себя на ближайшем расстоянии. По его соображению, именно здесь… мелькало это красное пятнышко.
Тяжело переводя дыхание, вероятно, от усталости, а быть может, и от внутренней дрожи в сердце, незнакомец, не найдя ничего на вершине холма, тревожно прислушался. Детский голосок, напевавший какую-то песенку, слышался из развалин.
Он быстро двинулся, взлез на веками наслоившиеся гранитные глыбы и вступил в середину развалины. Прохладой, сыростью, мхом пахнуло на него.
В полусумраке одной большой башни, будто изорванной веками на клочки и превращенной в какие-то тяжелые гранитные лохмотья, он увидел двух девочек. Одна девочка в пестром платье лежала на земле и дремала. Другая, в красном платьице, крошечная, красивая, что-то делала крошечными пальчиками и пискливо, но верно, гармонично напевала свою песенку.
Появление незнакомого господина испугало ее. Она вскрикнула и вскочила. Девочка уже лет двенадцати проснулась и тоже вскочила, и обе они перепуганно смотрели во все глаза, как на привидение.
– Не бойтесь меня, дети! – выговорил он неровным голосом.
Девочки, и большая, и крошка, стояли неподвижно.
Незнакомец пристально, напрягая всю силу зрения, пригляделся к крошке, увидел ее смуглое личико, большие, полные огня черные глаза и вдруг произнес что-то на чужеземном наречии, произнес странно, будто простонал. Или, быть может, счастье, быть может, восторженная радость сказались в этом вопле. Быть может, это личико маленького ребенка, которого он никогда в жизни не видел, было ему хорошо знакомо.
И вдруг, будто достигнув давнишней цели, давнишнего желания, будто достигнув пристани после долгого странствия, он молча, тихо опустился на ближайший камень и вздохнул.
Даже старшая девочка, глядя на него, теперь догадалась и подумала:
– Обрадовался этот человек, что долез наконец до башни, и сел отдохнуть.
Обе девочки, конечно, тотчас же выбежали из развалин и припустились домой из этого всегда тихого и мирного уголка, где никто никогда не беспокоил их и где теперь появился чужой, и поэтому страшный, человек.
Но если обе девочки с изумлением и испугом, добежав домой, рассказали каждая у себя о приключении, то, в свою очередь, старушка Тантина испугалась еще более. За последние дни ей все мерещилось осуществление ее давнишних опасений.
Маленькая Катрина была настолько умна, не по своим летам понятлива, что могла рассказать Тантине многое – этот господин не живет здесь, этот господин в синем платье, на нем золотые пятнышки или пуговицы. Бороды и усов у него нет, сапоги у него как вода блестят и на поясе что-то вроде палочки или ножика. Он говорил с ними, просил не бояться, но они убежали.
Тантина немедленно отправилась в дом большой девочки и расспросила ее. Действительно, та, уже двенадцатилетняя, могла рассказать подробно, но передала все то же, что и крошка Катрина.
Едва старушка вернулась домой, как около ее домика появилась фигура того же господина, который перепугал детей. Он шел тихо, равнодушно оглядывался по сторонам, наконец приблизился к Тантине, сидевшей у крыльца дома, и вежливо поклонился ей.
Лицо его было красиво, осанка изящна, но старушке не понравилось это лицо. Несмотря на красоту, ей чудилось в нем олицетворение дьявола, олицетворение горя, бед, несчастий.
Незнакомец остановился, пригляделся к ней и вдруг вымолвил:
– Вы меня не узнаете, моя милая? А между тем я вас узнал. Ведь вы из Вильи?
Тантина переменилась в лице.
– Ведь вы держали постоялый двор? Помнится мне – он был под вывеской «Золотого Льва»?
Тантина онемела и посинелыми губами проговорила:
– Нет.
Но она так не умела лгать, что это «нет» говорило: да.
– Не скрывайтесь! – засмеялся незнакомец. – Зачем вам скрываться. Я еще недавно был в Сионе и спрашивал, все ли вы живы и держите постоялый двор, и мне сказали, что вы уехали куда-то. Я вас сразу узнал. У меня память лучше вашей. Я когда-то несколько раз, лет с десять назад, останавливался у вас с моим отцом на пути из Лозанны в Сион, и вы всегда кормили нас отличным обедом. Я помню даже – брали очень дешево. Отец любил у вас останавливаться. А вот я теперь здесь по окрестности рыскаю, хочу купить несколько виноградников. Но, вероятно, ничего не найду и придется опять ехать домой, в Лозанну.
Старушка несколько пришла в себя и уже более осмысленными глазами впивалась в лицо пришельца, прислушивалась к каждому его слову.
– Вы из Лозанны? – произнесла она наконец, чутко понимая, что иностранец лжет.
– Да, все наше семейство – уроженцы Лозанны. Но я долго отсутствовал на родине. Я учился в немецком университете, далеко отсюда, на берегах Рейна, и так долго прожил там, что даже говорить разучился, говорю точно иностранец. Но скажите, пожалуйста, вы можете дать мне дорогое сведение? Помните ли вы, невдалеке от вашего постоялого двора в Вильи был на склоне горы большой, известный в окрестности виноградник? Помните ли вы его?
– Да, хорошо помню, – вымолвила Тантина.
И вдруг ей показалось что-то особенное, сверкнувшее во взгляде незнакомца, и она смутилась. Ведь своим ответом она как бы призналась, что она из Вильи!
