– Ты требуешь за проход к русским городам этой дикой степью больше, чем эмир Хивы за пребывание в его городе со всеми удовольствиями отдыха и возможностями торговли. – Он произносил слова мягко, убеждая хана стать благоразумнее. – Я говорю это не только от своего имени. Но и по поручению купцов большого каравана. Что тебе пользы, если мы прекратим возить товары этим путём и станем возить их морем, по Каспию? Нам ведь тоже выгода нужна.
Хан выслушал его без тени согласия в тёмно-коричневых зрачках.
– Вам уже в том выгода, – небрежно возразил он бухарцу, – что вы имеете дело только со мной. Я готов поручиться за вашу безопасность, потому что меня боятся кочевники. Везите больше товара, тогда у вас и прибыль возрастёт. А за другой путь поручиться не могу. Вот, посмотри, – он указал на пленённого накануне в Белых горах Гусейна, – мои люди у самых персидских берегов Каспия побывали и захватили брата шахского посла Кулымбека. – Он намерено перевёл разговор на новую тему. – Как ты, купец, считаешь? Если я потребую большой выкуп, захочет ли шах помочь своему послу заплатить за брата. А?
Открытый намёк Карахана на свои возможности грабить караваны и на морском побережье заставил бухарца тяжело задуматься. Он внимательно глянул на рослого пленника, важного, как индюк, точно за него и вправду обязаны были платить большой выкуп, на его пальцы, которые подтверждали, что грубый труд им неизвестен, и отвёл взгляд к ковру у собственных ног. Когда посмотрел на хана, чтобы продолжить торг, тот сделал вид, что иное дело требует его безотлагательного вмешательства.
Действительно, к ним легко и быстро приближалась его дочь впереди десятка молодых калмыков.
– Отец, – гордо, не желая видеть никого, кроме хана, сказала ему дочь и остановилась напротив, за спинами бухарца и Гусейна. – Я встретила этих чужих кочевников с севера в нашей степи. Они говорят, что хотят служить тебе.
Молодые калмыки нестройно опустились на колени и склонили в покорности черноволосые головы.
– Хан, прими нас к себе, – торжественно вымолвил Сенча. – Я Сенча, старший сын тайши Дундука.
Чёрный хан поднял фарфоровую китайскую чашку, сделал неторопливый глоток крепкого зелёного чая и опустил чашку на ковёр.
– Чем же тебе плохо стало в русской узде? – вонзив в него пронзительный изучающий взгляд, спросил хан с насмешливым оскалом, показывая, что знает о тайше Дундуке больше, чем его сыну представлялось.
Сенча встрепенулся, как от удара хлыстом. Его прорвало копившимися долго обидами, он заговорил горячо и искренне:
– Я в удалых набегах отбивал у мусульманских собак, башкир, табуны лошадей, брал у них полон. А русские воеводы требовали отдавать. За что?! Степные народы всегда воюют и в полон берут, кто сильный и смелый, тому удача. Это в воле бога, а не русских. Я их не трогал, долго терпел. Моё терпение кончилось. Больше терпеть не хочу!
Даже многоопытному в переговорах о торговых сделках и очень внимательному купцу бухарцу было непонятно, действительной или наигранной была подозрительность в выражении лица хана, когда он мысленно переваривал сказанное предводителем молодых калмыков.
– Почему я тебе должен верить? – проговорил, наконец, хан. – Может, ты подослан русским воеводой? Может, тебе наобещали оставить табуны, которые ты отбил у башкир, лишь бы ты выдал меня или даже убил?
Сенча вскинул голову, смело выдержал жёсткий взгляд Чёрного хана.
– Я напал на русских промысловых людей. Одного убил, восьмерых пленил. Русский царь объявил, что к своей свадьбе выкупит многие тысячи русских. За пленных можно получить хороший выкуп. А если не получится с выкупом, можно продать в Бухаре. Это сильнее клятв подтверждает мою решимость пристать к тебе. Я убеждал отца сделать так же, вступить в союз с тобой. Но...
Он смолк.
– Что же ты замолчал? – произнёс хан. – Боишься сказать, что он не верит мне? – Карахан сощурил веки, его глаза хищниками в засаде спрятались за щелочки. – А что, если он тайными посланцами сородичами переубедит тебя, и ты окажешься ядовитой змеёй, готовой укусить меня со спины?
От возмущения таким предположением Сенча вскочил на ноги.
– Я выкрал младшего брата из Астрахани. В знак преданности готов оставить тебе заложником!
Казалось, такое предложение убедило хана, развеяло его подозрительность. Холодная усмешка тронула его тонкие губы от вида подавленности самоуверенного посланника купцов большого каравана, который понял, что теперь хан не смягчит названных прежде условий. Поддержанный молчанием дочери Карахан кивнул Сенче в знак согласия взять того в разбойничью орду.
– Тебе остаётся только передать русских пленников и брата мне, и я приму тебя. Где они?
– Пленных я оставил в надёжно охраняемой яме. Брат сторожит их. Там же большинство моих людей. И они хорошо вооружены.
– Так пошли же за ними! Я хочу убедиться в твоих словах собственными глазами.
– Нет Карахан, – стараясь выдержать твёрдость духа, возразил Сенча. – Сначала мы договоримся об условиях, на каких я подчиняюсь тебе, и о моей доле в общей добыче.
Чёрный хан вытаращил глаза, стал покрываться бледными пятнами гнева. Грозно поднявшись на ноги, он презрительно рявкнул:
– Дерзкий степной волчонок! Ставить мне условия?! Да я прикажу отрезать тебе уши! А когда псы сожрут их на твоих глазах, содрать с тебя кожу!
От приступа нарастающей волны гнева он не сразу обратил внимание на шум у выхода из пещеры, которая соединяла котлован с тесниной. Раньше всех, кто был рядом с ним, приглушённый лязг железа в пещере расслышала его дочь. Одетый в доспехи телохранитель хана вылетел там из выхода и свалился на траву, остался лежать без движения. Затем второго, рослого и сильного вытеснил к свету всадник в сером плаще и на серой лошади, а, отбив выпад его копья, сапогом оттолкнул от себя и играючи обрушил на овальный шлем длинный шестопёр. Затем всадник пришпорил коня, оторвался от других телохранителей, которые побежали за ним побитыми собаками.
– Кто он? – хан удивлённо вскинул обе брови, как будто разом позабыв о Сенче и о своём гневе.
– Я тебе о нём говорила, отец, – со сдержанным беспокойством заметила дочь Карахана. – Это и есть Белый князь. Он хочет договариваться о выкупе сына. Но я не разрешала дозорным в ущелье и твоим телохранителям пропускать его.
– Правильно сделала. – Он поднял руку, предупреждая лучников охраны не стрелять в князя. – Теперь я сам вижу, кто чего заслуживает из этого шакальего отродья.
Резкий звук от удара по подвешенному на перекладине медному гонгу растревожил, пробудил окрестности. Из пещер, как горох, нестройной толпой посыпали разбойники с самым разным оружием, за ними неопрятные после тяжёлого и нездорового сна появлялись наложницы или жёны. Белый князь осадил с рыси взволнованного коня слева ковра и напротив хана. Натянул поводья, чтобы аргамак перестал перебирать ногами.
