Подойдя к деревьям, он наломал сухих веток и поджег их от той ветви, что была у него в руках. Когда пламя вспыхнуло, он поднял со снега несколько круглых булыжников и согрел их на огне.
Он чувствовал их. С каждого камня, из каждого сугроба, с каждой ветки на него смотрели лица — как будто еще один Народ окружал его. Они не сводили с него внимательных глаз, словно любопытствуя, кто же он такой.
Отвлекают внимание. Сна не получается.
— Ты говорила мне, Цапля. Но я не верил, что это может быть так трудно.
Он прошел вперед, зачерпнул горсть снега и положил его на полу плаща из шкуры убитого им Дедушки Белого Медведя. Нагнувшись, он выкатил из огня несколько горячих камней — так делает мать, когда хочет согреть одежду своего ребенка. Натянув плащ на голову, он потянулся к снеговой горке и насыпал белых кристалликов на раскаленные камни.
Густой пар поднялся над камнями, обвиваясь вокруг его головы. Может, это было не так, как когда-то в пещере Цапли, но это прочистило его сознание, помогло его мыслям обратиться к Единому. Когда дым рассеялся, он насыпал на камни еще снега, глубоко дыша, чувствуя, как все, что мешало ему, уходит. Он создал себе свой собственный гейзер! Он может погрузиться в Сон.
И тут он ощутил, что рядом присутствует нечто темное. Сердце его внезапно вздрогнуло. Приближается то, что он предвидел не один месяц назад. С севера идет Враг. Предстоит последняя битва.
Он натянул на голову медвежий плащ, погружая лицо в пар. Мучительные образы извивались в окружившей его влажной тьме.
Вороний Ловчий споткнулся об огромный валун, упал и ударился о землю головой. Боль снова пронзила руку, из глаз полетели искры. Он лежал на земле. Белая Шкура всей своей непомерной тяжестью давила на поврежденный локтевой сустав. Он часто и шумно дышал. И вдобавок ко всему мучительно болела ушибленная голова.
— Надо идти, — шептал он себе. — Сила в Шкуре. Сила — со мной. Надо идти дальше.
Опираясь о валун здоровой рукой, он приподнялся, взвалил Шкуру на валун, встал на ноги и, поднатужившись, снова водрузил Шкуру себе на плечи. Он зашагал дальше. Ноги его дрожали. Шаг за шагом он шел вперед, а призраки трещали и скрежетали наверху, в ледяной тьме. Мелкие камешки перекатывались у него под ногами, холод проникал сквозь прорехи его одежды и мокасин, обжигая даже его ко всему привыкшую кожу.
Шаг за шагом шел он, по мелкой гальке под ногами определяя дорогу, низко склоняясь, чтобы снова не ушибить голову о свисающие сверху ледяные наросты. А вокруг тянулась запретная тьма.
Он прижимался щекой к Шкуре, впитывая Силу, которую та несет, ощущая всем телом, как она наполняет его. Он изрезал весь свой дорожный мешок, кусок за куском разжевывая его кожу.
Только вера в свое будущее, в Силу, которая станет его достоянием, когда Народ увидит Белую Шкуру, поддерживала его. Они ждали его — и Шкуру — там, впереди. По ту сторону Тьмы.
Горы тускло светились в рассветных лучах, звезды мерцали на южном горизонте. Там вставал Великий Ледник — огромная белая стена, призрачно светящаяся в их неярком свете. Ветряная Женщина сдула снег с горных вершин, и они торчали, как пальцы исполина. Сторожа сидели у маленького костра, закутавшись в плащи, и не сводили глаз с ледяной махины.
Поющий Волк стоял поодаль, опершись ногой на один из валунов, свалившихся со склона лежащей перед ним горы. Он не ложился почти всю ночь, думая, беспокоясь, — хотя все это его, в общем, не касалось. И все же он вздрагивал, когда его взгляд падал на чум Ледяного Огня, стоящий в середине лагеря. На шкурах, покрывавших его свод, блестел иней. На прошлой неделе Пляшущая Лиса каждый вечер делила с Почтеннейшим Старейшиной вечернюю трапезу и возвращалась иногда только перед рассветом. Ее воины, особенно те, что прежде воевали в отрядах Вороньего Ловчего, ходили ощерившись, смотрели на Других волками, подозревая измену или ловушку.
Поющий Волк подавил утомленный вздох и задумчиво смахнул снег с ближайшего камня, шепча про себя:
«Нет, она не может предать Народ».
От него не ускользнули нежные взгляды, которыми стали обмениваться Ледяной Огонь и Пляшущая Лиса, то, как они касались друг друга, — и он понимал, что их связывает. Старик напоминает ей Волчьего Сновидца. Как может Пляшущая Лиса не тосковать по этому человеку? Ведь она так любила его…
А может, если Ледяной Огонь и Пляшущая Лиса разделят ложе, это и свяжет между собой их народы? Да, может быть, и так… Он взял горсть снега и, слепив из него шарик, с неожиданным озорством запустил его в ту сторону, где забрезжил рассвет.
— Это безумие! — закричал снизу, из долины, Орлиный Клич.
Поющий Волк обернулся и увидел, что юноша грозит кулаком лагерю Других. В янтарно-розовом свете костра видно было, что лицо Орлиного Клича искажено гневом.
— Мы завтра возьмем этих Других с собой через ледовый ход? Я не могу в это поверить!
— Я тоже, — согласился Воронья Нога. Совсем юноша — лицо гладкое, как у мальчишки… — Мы поведем людей, которые насиловали наших женщин и убивали наших братьев, в самое сердце Народа? Это же сумасшествие!
Поющий Волк потер лоб и устало двинулся к их костру. Когда он неожиданно выступил из темноты, они сразу умолкли.
— Не забывайте, что вы поклялись хранить мир. Воронья Нога хищно, по-кошачьи повернулся к нему:
— Ты всегда был малодушным, Поющий Волк. Я помню, как ты ушел из отряда Вороньего Ловчего. Значит, клятва не так уж много значит, а?
Дыхание Поющего Волка облаком стояло у его рта.
— То, что делал Вороний Ловчий, было во зло Народу. Волчий Сновидец ведет нас верной дорогой.
— Верной дорогой? — вспыхнул Воронья Нога. — Значит, теперь это верная дорога — прижимать к груди тварь, которая убила мою сестру?
Поющий Волк опустил глаза:
— Я знаю, что это тяжело, но мы должны…
— Я видел, как он сидел в чуме этого Ледяного Огня! — закричал Воронья Нога, и эхо разнесло его голос по равнине.
— Что важнее — твоя покойная сестра или спасение Народа?
Воронья Нога шагнул вперед и, чуть не столкнувшись с Поющим Волком носом, поглядел ему в глаза:
— Как это может спасти Народ, если мы приведем этих тварей к нашим женам и детям?
— Я верю Сновидцу.
— Ты веришь! — Воронья Нога хмыкнул и с отвращением сплюнул.
Поющий Волк напряг всю свою волю, чтобы заглушить гнев, вспыхнувший в его сердце.
— Я подожду, — произнес он, тщательно выбирая слова. — Я думаю, мальчик мой, что есть люди, разбирающиеся в этом больше нас с тобой. Что это дело Сновидцев и старейшин.
Воронья Нога вздрогнул, будто его ужалили. — А я думаю, что нам стоит перебить всех их! Поющий Волк поглядел на него. Тень юноши резко мерцала на льду.
