«А! – воскликнул Альберт, – значит, поблизости есть разбойники?»
«Есть ли разбойники, боже мой! – вскричала старуха, складывая руки. – Ах! Дорогой барин, да Апеннины кишат ими. На прошлой неделе убили здесь троих путешественников…»
«Здесь?»
«Да, сударь! О! Они не сделали нам зла, ни мне, ни моему сыну, они всегда нападают только на путешественников».
«Вот так успокоила!» – заметил Альберт, посмотрев на меня.
«Так что, – спросил я, – если разбойники пожелают войти в вашу гостиницу, то вы откроете им двери?»
«Еще бы! – наивно сказала старуха. – Так принято».
«Как „так принято“!»
«Путешественникам предоставляется защищаться самим».
Альберт и я переглянулись, услыхав этот циничный ответ.
«Дорогой мой, – сказал наконец мой спутник, – применяйся к обстоятельствам! У нас есть оружие, и мы будем защищаться… Переночуем здесь, я умираю от голода».
У меня не было времени ответить, потому что послышался шум ехавшей во весь опор кареты. Альберт, движимый любопытством, бросился из комнаты и заметил невдалеке почтовую карету, направлявшуюся к гостинице. Она остановилась у подъезда. Мы увидали слугу, соскочившего с сиденья, и его вид объяснил нам выстрелы, которые мы слышали час назад. Он был весь в крови, лоб его был обвязан платком, а платье, все в лохмотьях, свидетельствовало, что он должен был выдержать ужасную борьбу с разбойниками. В это же время из кареты вышла женщина. Больше никого не осталось от шести человек, ехавших в ней несколько часов назад. Четверо были убиты, и дама обязана была своим спасением только редкому хладнокровию, которое она обнаружила, убив двух разбойников из пистолета, и присутствию духа своего камердинера, который, когда ямщик и форейторы были убиты, забрав вожжи, пустил лошадей во весь опор. Эту женщину, приехавшую в почтовой карете, вы знаете, это – Дама в черной перчатке. Мне стоило только взглянуть на нее, чтобы тотчас же поразиться ее удивительной и роковой красоте и испытать первое проявление той боли, которая не даст мне покоя.
Эта женщина, которая так чудесно избегла смерти и убила двух разбойников, была спокойна и хладнокровна, как будто вернулась только что с бала.
Она рассказала нам, что с ней произошло, а также сообщила о своем решении провести ночь на стуле в этой пользующейся дурной славой гостинице, потому что изнуренные лошади ее не в состоянии были отправиться далее.
Вы хорошо понимаете, что если я был уже очарован, ослеплен, не мог пробормотать двух связных слов, то Альберт, более счастливый и отличавшийся крайне легкомысленным характером, видел в Даме в черной перчатке только молодую и красивую женщину, очутившуюся в романтическом положении, которой он предложил свои услуги в качестве кавалера. Он наговорил комплиментов путешественнице за ее героизм и сказал, что она может располагать им.
«Вы можете потребовать себе постель, – сказал он ей, – если только в этом разбойничьем притоне она найдется, и спокойно лечь спать; мой друг и я позаботимся о вашем покое, и добраться до вас можно, только перешагнув через наши трупы».
Дама с улыбкой поблагодарила его и попросила нас отужинать с нею.
– Ну, мой друг, – прервала его Нини Помпадур, – ты никогда не заставишь нас поверить, что женщина, которая приглашает молодых людей ужинать с нею, – особа романтическая и могущая иметь роковое влияние. Взгляни лучше на Фульмен.
Фульмен бросила презрительный взгляд на красивую грешницу и сказала:
– Молчите, Нини. Вы всегда останетесь вульгарной женщиной и, самое большее, достойной любви человека с Деньгами.
Нини раскаялась в своих словах.
– Вечер, который мы провели с глазу на глаз с той женщиной, – продолжал Арман, – оставил глубокое впечатление во мне, я помню даже малейшие детали. У нее была печальная, страдальческая улыбка, которая очаровывала и в то же время леденила сердце; в ее гармоничном голосе звучали странные нотки. Она говорила обо всем, она знала и видела все. Откуда она приехала? Куда ехала? – нам не удалось этого узнать.
Около полуночи она почувствовала желание отдохнуть и прилегла, не раздеваясь, на постель. Альберт и я решили ее охранять, поместившись в первой комнате гостиницы, двери которой мы забаррикадировали, оставив старуху и ее сына под надзором единственного слуги незнакомки. Выпили ли мы усыпительное или же на нас подействовала усталость, наступившая после тяжелого и продолжительного путешествия в горах? Но только случилось так, что ни Альберт, ни я, проснувшись на другой день на земле с карабинами в руках и чувствуя греющие лучи восходящего солнца на своем лице, не могли ничего узнать… Путешественница исчезла…
Старуха и ее сын сообщили нам, что она отправилась рано утром, не желая будить нас, и в доказательство своих слов подали записку, написанную карандашом и оставленную на наше имя.
Эта записка, без подписи, содержала только три слова: «Благодарю! До свиданья!»
Месяц спустя мы были в театре «Скала», в Милане. Как раз против нас находилась ложа, и я вскрикнул, увидав входящую в эту ложу нашу апеннинскую незнакомку, в сопровождении старика с седой бородой, который почтительно занял место позади нее. Был ли это ее отец или ее муж? – не знаю. Молодой австрийский офицер, сидевший рядом с нами, навел на нее лорнет и сказал нам:
«Вот Дама в черной перчатке».
«Вы ее знаете?» – спросил я его с волнением.
«Черт возьми! – ответил он нам. – Весь Милан вот уже две недели интересуется ею».
«Она француженка, не правда ли?»
«Никто не знает, кто она… Эта женщина – неразрешимая загадка».
«Значит, она никого не принимает?»
«Никого. Она живет в отеле, порога которого никто еще не переступил».
В ту минуту, как молодой человек говорил это, Дама в черной перчатке навела лорнет на нашу ложу и заметила нас. Альберт и я раскланялись с нею. В ответ она сделала легкое движение головой, затем мы увидали, как она наклонилась к старику и сказала ему несколько слов на ухо.
Старик встал, предложил ей руку, и они вышли из ложи.
«А я узнаю, кто она», – сказал мне Альберт.
На другой день он действительно отправился искать отель, где остановилась таинственная иностранка, чтобы оставить там свою карточку. Но отель был пуст. Дама в черной перчатке уехала в ночь после спектакля со своим спутником.
С этого дня я понял, что без ума люблю эту женщину, и признался в своей любви Альберту.
«Хорошо же, – сказал он мне. – Мы ее отыщем, хотя бы нам пришлось для этого обшарить и перевернуть весь свет».
– И вы ее нашли? – спросил Мориц Стефан.
– Да, в Вене, три месяца спустя. Она жила очень уединенно, как нам передали, в красивом доме, в предместье. Альберт сделал ей визит один. Дама в черной перчатке вежливо приняла его, удивилась его посещению и сказала, что никогда не встречала нас. На другой день она покинула Вену точно так же, как и Милан. Решительно, она нас избегала…
