Что же еще, г-н Краус?
Ах да, конкретная поэзия! «Нормальный советолог» полагает, что, желая потолковать об этой штуковине, «советские интеллектуалы» забираются в погреба подмосковных дач и там, среди бочек с квашеной капустой, используя жесты глухонемых, в гробовой тишине, на пальцах объясняются друг с другом.
Странное, очень странное предположение. Действительно, никогда не знаешь, чего ожидать от «нормального советолога».
А ведь и по части конкретной поэзии мы можем кое-что припомнить, если под этим термином подразумеваются такие «изопы». как опубликованные Андреем Вознесенским «Чайка — плавки бога», и другое — графически конкретное — выражение поэтических шалостей. Все это можно увидеть и прочитать в сборнике «Тень звука» на страницах 161—166. А тираж этого сборника — 100 тысяч экземпляров. Так что и по этой части, как видите, не отстаем от Европы. Стараемся!
Что же остается от инсинуаций г-на Крауса? Ноль целых и ноль десятых, как принято у нас итожить нечто несуществующее вовсе.
3И все-таки кое-что остается. Что же именно? Остается бешенство г-на Крауса. Его душит старая злоба. Его заметка написана так, будто все, что говорит автор, общеизвестно и не требует никаких доказательств. Хитрый расчет, выдающий желание поэксплуатировать неосведомленность западноберлинского читателя. «Холодная война» на многие годы оторвала его, этого читателя, от объективных источников или хотя бы от возможности выслушать «другую сторону». Его напичкали злыми баснями, выдумками, сплетнями. В хорошо подготовленную аудиторию можно двинуть и миф о национализации женщин, — простите, оговорился, — об интеллектуалах, пачками засунутых в психолечебницы, или о структурализме как предмете конспиративных обсуждений. Советским читателям вес это смешно. Хотелось, чтобы вместе с ними мог посмеяться и читатель «Дер Тагесшпигель». Газета, претендующая на серьезность, надеемся, предоставит ему эту возможность.
На этом, собственно говоря, можно поставить точку. Но у меня есть еще некоторые соображения относительно самого г-на Крауса. Да, конечно, он совершенно «нормальный советолог», прекрасно чувствующий себя в ненормальной обстановке «холодной войны». Но дело в том, что накопление очень странных утверждений, настойчивое повторение явных нелепиц не проходят, увы, даром. Совершается скачок, количество переходит в качество, и в конечном счете становится суммой симптомов, образующих некий синдром.
Нам уже случалось наблюдать эти печальные зрелища: «нормальные советологи», сведенные с ума процессом разрядки напряженности в Европе, с искаженными лицами прыгают до потолка и оттуда, на лету, выскабливают домыслы о жизни советских интеллектуалов.
Кое-что о неолитеП и с ь м о в т о р о е
1Известие о согласии «Дер Тагесшпигель» опубликовать мое открытое письмо я понял так, что газета хочет извиниться перед читателями за статью Вольфганга Крауса, опубликованную на ее страницах. С тех пор как человечество вышло из эпохи неолита, извинение становилось все более распространенной, хотя и первичной формой исправления допущенной ошибки. Конечно, существуют и многочисленные исключения из этой практики. Одно из них — перед нами. Рядом с моим письмом «Дер Тагесшпигель» напечатала новую статью Вольфганга Крауса с «шикарным» названием: «По поводу выступления господина Кривицкого из Москвы».
Редакции газеты, видимо, ясно, что Краус не опроверг ни единого, — повторяю, — ни единого из фактов, приведенных мною в ответ на его первую статью.
Да он, собственно, и не пытался этого сделать.
Он только обиделся на меня за ироническую картину конспиративной беседы о конкретной поэзии в погребах подмосковных дач среди бочек с квашеной капустой.
Но ведь это он писал, что проблемы структурализма, «нового романа» и конкретной поэзии обсуждаются у нас только «тет-а-тет, в узком кругу». Мне просто пришлось перевести французскую идиому на русский язык.
Я давно подозревал, что большинство антисоветчиков лишено чувства юмора. Злоба действует на юмор, как уксус на жемчужину, — растворяет без остатка.
Итак, во второй статье Краус уже но настаивает на злополучном «тет-а-тет и узком круге», а вынужден рокироваться и признать, что вокруг проблем, которые он назвал запретными для публичного обсуждения в Советском Союзе, на самом дело «идет оживленная дискуссия». По-моему, в таких случаях надо сдавать партию. Но Краус просто ставит на доску новые фигуры из запасного комплекта. Он пишет: «Здесь (в СССР. — А. К.) тщетно было бы искать изданные в виде книг произведения «нового романа» (например. Натали Саррот, Алена Роб-Грийе, Мишеля Бютора)». И дальше: «Я не вижу смысла в дискуссиях вокруг стилистических направлений и философских теорий, если нельзя публиковать основных, раскрывающих их книг».
Газета «Дер Тагесшпигель», очевидно, еще не знает, что Краус подвел ее второй раз.
Сейчас узнает.
Давным-давно, еще в 1963 году, журнал «Иностранная литература» опубликовал, для первого знакомства, отрывки из произведений и Натали Саррот, и Мишеля Бютора, и Алена Роб-Грийе. В издательство «Прогресс» вышел роман Натали Саррот «Золотые плоды», а перед том он был опубликован в журнале «Новый мир». В журнале «Иностранная литература» опубликован роман Мишеля Бютора «Изменение». Надо ли продолжать?..
Как видите, советский читатель достиг, превзошел; превозмог — познакомился со всеми этими авторами. Держу пари, вышедшие у нас в свет сочинения «новороманистов» — отдельной ли книгой, в журнальной ли публикации — все равно по тиражу намного выше аналогичных изданий в Западном Берлине и, скажем, в ФРГ. Так что круг людей, знакомых в СССР с французским «новым романом» (я уже не говорю о тех, кто читает их в подлиннике), куда шире, чем среди соотечественников Крауса. Другое дело, всем ли у нас пришлись по душе все эти произведения. Одно могу сказать: мы народ любопытствующий!
Поскольку г-н Краус легко доказал, что он из рук вон плохо знает нашу действительность и, в частности, общеизвестные факты в сфере издательского дела, то его репутацию «нормального советолога» можно считать незыблемой.
2Не люблю шахматы. Сделаю первый ход Е2—Е4 — и сразу начинает болеть голова. Потому и не играю. Что же касается политики, даже той дурной политики, какую ведет Краус, могу заметить: ему следовало бы точнее рассчитывать ходы.
Что еще остается у него на доске?
