— Поистине удовлетворение получает человек, свершивший доброе дело!
— О-омин, — сказал важно судья, поспешно кладя золотую монету в кошелек.
Но на пути нежной любви Чандра Босса возникло неожиданное препятствие.
Едва он хотел переступить порог заветной комнаты и приподнять черную занавеску, за которой цвела прелестная роза, как на пороге появился Иргаш.
— Что такое? — удивился Чандра Босс.
— Туда нельзя, там моя жена.
— Жена?
— Да, я отпустил за выкуп рабыню Дильаром на волю, а теперь я взял в жены свободную женщину по имени Дильаром.
— Ты обманул меня, собака!
— Она мать моего ребенка, — усмехнулся Иргаш. — Ты совершил доброе дело, выкупил рабыню. Я продолжил твое доброе дело, господин. Я взял бывшую рабыню с улицы, сделал ее женой. Вот «ахд намэ», которую написал господин казий.
Но далее самая изощренная хитрость всегда оказывается превзойденной еще более тонкой хитростью. В тот же день, дрожа от гнева, Чандра Босс помахивал перед самым лицом своего раиса Иргаша листком бумаги.
— Читай… грамотей… читай, говорю тебе.
Иргаш изменился в лице, когда прочитал бумагу.
В ней значилось, что рабыня Дильаром, выкупленная у Иргаша Файзи-оглы за сто двадцать бухарских тиллей на свободу и ныне являющаяся свободной женщиной, больше ничем не связана со своим бывшим владельцем Иргашем Файзи-оглы, но должна выплатить в трехдневный срок своему благодетелю Чандра Боссу деньги, выплаченные в счет выкупа из рабства в сумме сто двадцать золотых бухарских тиллей. В случае, если Дильаром не в состоянии выплатить означенной суммы, она обязана войти в дом Чандра Босса и своими добросовестными услугами возместить стоимость своего выкупа в течение десяти лет, а также проценты в сумме двухсот сорока бухарских тиллей. Форма и характер услуг, размеры и вид работы, выполняемые женщиной Дильаром, определяются дополнительным договором, утвержденным казием. Означенная Дильаром не смеет, проживая у сахиба Чандра Босса, в течение десяти лет отказываться ни от черной, ни от чистой работы, не может уклоняться ни от выпечки хлеба и ткачества, ни от варки пищи, ни от услаждения хозяина пением, музыкой, танцами и прочее и прочее.
— Я ничего не знаю. Она моя жена, — прохрипел Иргаш.
Иргаш знал Дильаром с малых лет. Часто играли они вместе с братом Иргаша Рустамом и другими ребятами на старом бухарском кладбище среди надгробий и битого кирпича, где росла серебристая пахучая полынь, заглушавшая запахи тления и могил.
Но детство кончилось. Оно оборвалось неожиданно.
Как-то Рустам бежал по узкому проулочку, и из-под его босых ног вырывались фонтанчики пыли. А навстречу ему двигались медленно и важно два куля — женщины в паранджах. Но вдруг из одного куля послышался звонкий, такой знакомый смешок, волосяная сетка вскинулась, и Рустама жаром обдали смеющиеся глаза Дильаром. Он не видел еще ее в парандже и, встречаясь постоянно, не отдавал отчета в том, что она уже не маленькая девочка, товарищ детских забав, а красивая девушка. Только теперь внезапно он понял это. Выхватив из-за уха розу, он протянул ее с возгласом: «Дильаром, душа моя!» «Ты стыд забыл, джигит!» — сердито буркнул из-под другой паранджи голос матери Дильаром, и «сияние луны погасло под чернотой тучи». Тяжелый чачван опустился. Они после той встречи виделись редко. Об этом постаралась мамаша Дильаром, но их долгие взгляды стали звеном связывавшей их золотой цепи.
Иргаш еще раньше заметил перемену в подруге детских игр, заметил, но не склонен был вздыхать тайком и довольно недвусмысленно попытался показать девушке свои чувства. Для братьев девушка стала сказочной Лейли, оставаясь прежде всего прекрасной ангелоподобной Дильаром, затмевающей своей юной красотой неслыханную и непревзойденную красавицу Дильаром из поэмы Алишера Навои «Семь планет».
Сердце Дильаром всегда лежало к более нежному и, надо признаться, более чуткому Рустаму, нежели к резкому, порывистому Иргашу, умудрявшемуся не раз обидеть грубым словом ее девическую скромность. Невозможно представить, сколько всяких хитроумных действий пришлось предпринять Рустаму, чтобы «случайно» махаллинские свахи заинтересовались им как женихом, чтобы так нее «случайно» Файзи со своей стороны заслал сватов. Обиженный холодностью со стороны Дильаром, Иргаш в чайхане апашистов, куда тайком от отца заглядывал порой, похвалялся в пьяном угаре: «Одной гордячке девчонке, воображающей себя недотрогой Лейли, я еще намну прелести». Рустам, узнав о хвастовстве Иргаша, только скрипнул зубами. Тогда уже между братьями пролетела первая летучая мышь. Черная кровь ударила в голову Иргашу при вести о том, что в недалеком будущем состоится свадьба Рустама и Дильаром. В те дни и Рустам и Иргаш уже помогали Файзи не только в его ремесле, но и в тайной борьбе против эмирских угнетателей. Но Рустам, как более развитой и серьезный, получал от большевиков и более серьезные задания. Иргаша же из-за его чрезмерной вспыльчивости держали больше на посылках.
Безрадостно текла жизнь в семье Дильаром. Отец ее, золототкач, часто, сидя у очага и грея распухшие от ревматизма руки, повторял где-то слышанные слова: «В огне гнета и деспотизма обуглилось и сгорело мое тело. Мой стон, никем не услышанный, раздается в погасающем пламени. Эй, эмир, твою корону, твой трон сожгут, как вот это полено». Сердито бросал он в огонь кусок дерева, глядя с наслаждением, как по нему начинают бегать голубые огоньки и весь он вспыхивает с треском.
— Что ты, муле, болтаешь, — откликнулась из своего угла жена. — Навлечешь ты на свою голову беду.
— Ничего ты не понимаешь. Занимайся своим делом.
— Делом, делом! Приносил бы поболе денег, — ворчала жена, кладя перед собой кусок мяса, и, повертев его так и эдак, разрезала на три части. — Первая часть, — говорила она громко, чтобы слышал муле, — обед на сегодня. Порежу-ка этот бараний бок… — И она подкидывала на ладони небольшой, на четверть фунта обрезок. — Порежу на кусочки для лагмана. Так. А вот эту вторую часть мы отложим на завтра и изготовим плов, если нам муле и властитель соблаговолит принести рис с базара. Ну конечно, захочет плова, так пусть и рис найдет. Ну, а третья часть? Что же мы сделаем с третьей частью? Ого, здесь даже мозговая косточка, оказывается, есть. Восхитительно! Мы будем иметь послезавтра вкусную, подернутую жирком похлебку!
Она нарочно громко вздыхала и, поглядев искоса на мужа (какое впечатление на него произвела дележка одного с четвертью фунта мяса на три дня), восклицала:
— Ну вот, о аллах, благодарю тебя за то, что ты дал мне такого богатого мужа. Пока, слава аллаху, мы на постном не готовим.
