Между камнями, в массивном деревянном кресле восседала Нимуэ с черным Мерлиновым посохом в руке. Олвен подбежала к ней, бросилась к ее ногам, обняла их, положила голову к Нимуэ на колени.
— Я привела его, госпожа! — объявила она.
— Он возлег с тобой? — вопросила Нимуэ. Обращалась она к Олвен, а глядела на меня — неотрывно, в упор. На стоячих камнях красовались два черепа, каждый густо залит расплавленным воском.
— Нет, госпожа, — заверила Олвен.
— А ты его побуждала? — Нимуэ буравила меня единственным глазом.
— Да, госпожа.
— Ты обнажилась перед ним?
— Весь день выставлялась я перед ним, госпожа.
— Молодец девочка, — похвалила Нимуэ, погладила Олвен по голове, и та просто-таки замурлыкала от удовольствия, свернувшись калачиком у ног Нимуэ. Нимуэ по-прежнему не сводила с меня взгляда, а я, расхаживая взад-вперед между высоченными, подсвеченными огнем стволами, глядел на нее.
Нимуэ выглядела в точности так, как после Острова Мертвых. Так, словно многие годы не мылась, не расчесывалась и вообще о себе не заботилась. Пустая глазница темнела на изможденном лице ссохшимся, морщинистым шрамом: ни тебе искусственного глаза, ни даже повязки. В кожу глубоко въелась грязь; сальные, спутанные космы доходили до пояса. Волосы ее, некогда черные, теперь сделались белы как кость — кроме одной-единственной черной пряди. Белые одежды замарались, но поверх Нимуэ набросила бесформенную куртку с рукавами, что была ей заметно велика. И тут я осознал — да это ведь не что иное, как Куртка Падарна, одно из Сокровищ Британии; а на левой руке у Нимуэ поблескивает простенькое железное Кольцо Элунед. Ногти ее отросли до устрашающей длины, несколько уцелевших зубов почернели. Она словно постарела — или, может, это из-за грязи ее резкие черты посуровели еще более. Красавицей в привычном понимании этого слова Нимуэ никогда не была, но прежде лицо ее, светившееся живым умом, обладало своеобразной привлекательностью. Теперь же выглядела она отталкивающе. Некогда подвижное лицо ожесточилось; хотя, подняв левую руку, она улыбнулась-таки мне тенью улыбки. Она показывала мне шрам — такой же, как на моей левой руке. Я в свой черед повернул к ней раскрытую ладонь, и Нимуэ удовлетворенно кивнула.
— Ты пришел, Дерфель.
— А у меня был выбор? — горько осведомился я и указал на шрам. — Разве вот это не привязывает меня к тебе? Зачем мучить Кайнвин, если ты и без того вольна призвать меня, когда пожелаешь? — И я вновь демонстративно похлопал по рубцу.
— Потому что иначе ты не пришел бы, — отозвалась Нимуэ. Безумцы толпились вкруг ее трона, точно свита; иные подбрасывали дрова в костры, а один обнюхивал мои лодыжки, точно пес. — Ты никогда толком не верил, — упрекнула меня Нимуэ. — Ты молишься богам, но ты в них не веришь. Никто ныне не верит по-настоящему, кроме нас. — Она указала присвоенным посохом на хромых, полуслепых, увечных и сумасшедших, что восхищенно взирали на нее. — Мы верим, Дерфель, — произнесла она.
— Я тоже верю, — отозвался я.
— Нет! — завизжала Нимуэ, да так пронзительно, что жалкие твари в свой черед завопили от ужаса. Она ткнула посохом в мою сторону. — Ты был там, когда Артур забрал Гвидра из круга костров.
— Не ждала же ты, что Артур будет стоять и смотреть, как убьют его сына, — промолвил я.
— Ждала я, дурень, чтобы Бел сошел с небес, и раскаленный воздух затрещал от жара, и звезды смело с небес, словно листья в бурю! Вот чего я ждала! Вот чего я заслужила! — Нимуэ запрокинула голову к облакам и завопила в голос, и все полоумные калеки завыли вместе с нею. Молчала только Олвен Серебряная. Она глядела на меня, улыбаясь краем губ и словно давая понять, что в этом прибежище безумцев здравый рассудок сохранили только она да я. — Вот чего я хотела! — кричала на меня Нимуэ, перекрывая какофонию стонов и поскуливаний. — И вот что я получу, — добавила она и с этими словами встала, высвободилась из объятий Олвен и поманила меня посохом. — Идем.
Я последовал за нею мимо стоячих камней к пещере в скале. Пещера оказалась неглубокая: человек, улегшись на спину, как раз поместится; и сперва мне померещилось, что в полумраке и впрямь кто-то вытянулся нагишом. Олвен подошла ко мне и попыталась завладеть моей рукой, но я оттолкнул ее. А безумцы напирали со всех сторон, пытаясь рассмотреть, что там такое темнеет на каменном полу.
В пещере тлел костерок, и в его тусклом свете я разглядел, что на полу лежит не живой человек, а глиняная фигура женщины. Фигура в человеческий рост, с грубо вылепленными грудями, разведенными ногами и едва намеченными чертами лица. Нимуэ нырнула в пещеру и присела на корточки рядом с глиняной фигурой.
— Взгляни на свою женщину, Дерфель Кадарн, — промолвила она.
Олвен рассмеялась и заулыбалась мне.
— Вот твоя женщина, господин! — повторила Олвен, на случай, если я не понял.
Я недоуменно воззрился на гротескную глиняную фигуру, затем перевел взгляд на Нимуэ.
— Моя женщина?
— Это Иная плоть Кайнвин, ты, дурень! — объяснила Нимуэ. — А я — погибель Кайнвин. — В глубине пещеры стояла истертая плетенка — Корзина Гаранхира, еще одно Сокровище Британии. Нимуэ достала из нее горсть сушеных ягод. Наклонилась, вдавила ягоду в необожженную глину. — Еще один чирей, Дерфель! — объявила она, и я заметил, что вся поверхность жуткой фигуры густо испещрена такими же бугорками. — И еще, и еще! — Хохоча, Нимуэ вминала в красную глину ягоду за ягодой. — Сделаем ей больно, Дерфель? Заставим покричать? — С этими словами она вытащила из-за пояса грубый нож — Кинжал Лауфродедда — и ткнула зазубренным лезвием в глиняную голову. — Она кричит, Дерфель, о, как она кричит! — сообщила мне Нимуэ. — Ее пытаются удержать, но боль невыносима, невыносима! — Она провернула лезвие, и внезапно я свету не взвидел от ярости и, пригнувшись, шагнул в пещеру, и Нимуэ тотчас же выпустила кинжал и нацелилась двумя пальцами в глаза статуе.
— Ослепить ее, Дерфель? — прошипела она. — Ты этого хочешь?
— Зачем ты это делаешь? — спросил я.
Нимуэ извлекла Кинжал Лауфродедда из истерзанного глиняного черепа.
— Дадим ей поспать, — промурлыкала она, — или, может, не надо? — Она демонически расхохоталась, выхватила из Корзины Гаранхира железный ковш, зачерпнула из дымного костерка тлеющих угольев и рассыпала их по статуе. Я представил, как Кайнвин вздрагивает и кричит, выгибаясь всем телом от внезапного приступа боли, — и при виде моего бессильного гнева Нимуэ покатилась со смеху. — Зачем я это делаю? — переспросила она. — Да затем, что ты помешал мне убить Гвидра. И еще потому, что ты можешь призвать богов на землю. Вот зачем.
