постепенно прошла. Да и имел ли он право на неё обижаться? Разве он рассказывал ей о своей близости с Ириной, окончательный разрыв с которой произошел всего несколько минут назад? Жизнь на виду у всего города, с пристальным вниманием следившего за развитием её отношений со старым ювелиром, заставила Стешу сохранять своё прошлое в тайне. И кто сказал, что она должна была делиться с ним тем, что так тщательно скрывала от окружающих, после столь короткого знакомства. Тем более, что единственным выражением его чувств к ней был всего лишь один неловкий поцелуй, закончившийся тем, что она его оттолкнула, дав понять, что никаких планов по отношению к нему не строит. Поэтому, нужно дождаться утра, вернуться к ней, и, объяснившись, начать всё с чистого листа.
В конце концов, кому может помешать эта милая кроха, которой ничего, кроме тепла и внимания, не нужно? Половина его коллег воспитывает чужих детей по той простой причине, что женщины склонны к материнству намного сильнее, чем мужчины, и рожают, несмотря ни на что. Это они несут на своих плечах всю тяжесть воспитания детей, которых зачинали, между прочим, не без их участия. А пока эти самые мужчины взрослеют, строят карьеру и занимаются другими серьёзными мужскими делами, не забывая при этом порхать от одной женщины к другой, подобно мотылькам, опыляющим цветы, женщины плачут от одиночества, проводя бессонные ночи у детских кроваток, переживают вместе с малышами все их болезни и радуются первому прорезавшемуся зубику и первым шагам, сделанными ими.
Об этом же постоянно твердит и его мама. По её мнению, нынешняя свобода отношений, которой мы гордимся, как очередным завоеванием, ни к чему хорошему не привела. Тот факт, что результатом этого завоевания является чуть ли не половина женщин, среди которых огромное количество несовершеннолетних девчонок, имеющих статус матерей – одиночек, говорит не о победе, а о поражении хотя бы потому, что настоящих мужчин могут воспитать только мужчины. На его дурашливый вопрос, а нужны ли мужчины для воспитания девочек, она сердилась и каждый раз повторяла, что ему самому давно уже пора остепениться и подарить ей собственных внуков. Но, слушая её, он прекрасно понимал, что, несмотря на свои убеждения, собственных внуков она ожидает от кого угодно, только не от Ирины. А вот в том, что Стешу она восприняла бы как их мать с великой радостью, он не сомневался ни одной минуты. Воспоминания о маме всегда имели одно волшебное свойство – действовать успокаивающе и помогать в принятии верного решения. Так случилось и сейчас, и он наконец – то уснул под непрекращающийся шум дождя.
Разбудил его шум и запах выхлопных газов от прогревающегося двигателя грузовика, к которому он так удачно припарковался во время грозы. Олег вылез из машины, и огляделся. Солнце уже поднялось высоко, заливая землю ослепительным светом, отражающемся в каждой капельке росы. Далеко внизу виднелась извилистая река и пышные кусты ракитника, тонущие в густом тумане. Потянувшись до хруста в костях, он несколько раз присел и, дождавшись, пока грузовик уедет, вернулся в свою машину. Наскоро перекусил, мысленно благодаря Лизавету за вкусные пирожки, и в самом благоприятном расположении духа развернул машину в обратном направлении.
Речь, приготовленную по дороге, он забыл сразу же, как только увидел возле Стешиного дома машины «скорой» и полиции. Обеспокоенный, выскочил навстречу носилкам, которые выносили из ворот санитары в сопровождении двух вооруженных полицейских. На них лежал какой – то мужчина с перевязанной головой. Олег обвёл глазами двор, и, увидев стоявшую на крыльце группу, среди которой была Стеша, поспешил к ней.
– Вернулся… – прошептала она, и, облегчённо вздохнув, уткнулась лбом в его плечо.
– Вернулся… – ответил он, обнимая её и целуя в висок,– что у вас произошло?
– Елизавета Петровна поймала грабителя.
– Елизавета Петровна? – удивился Олег, – А где она?
– В доме. Её допрашивает следователь.
– Надеюсь, она не превысила средства обороны? Преступник жив?
– Жив, только немного контужен.
– Она в него стреляла? Из чего?
– Ну что ты, конечно не стреляла. Она ударила его скалкой.
– Да, есть женщины в русских селеньях…
– Есть… – подтвердила Стеша, – а ты, как ты здесь оказался?
– Я вернулся за вами.
– За кем, «за вами»? – не поняла Стеша,– Кого ты имеешь в виду, Родьку?
– Почему Родьку? Я имею в виду Галочку.
– Галочку? – удивилась Стеша, и, сделав шаг в сторону, спросила шепотом, – Не понимаю, причём здесь Галочка и кто нам её отдаст?
– Как кто? Разве она не твоя дочь?
– Не моя. А кто сказал, что она моя?
– Никто. Просто я видел, как ты её любишь и подумал…
– Конечно, люблю, как можно её не любить, но она не моя дочь, это внучка Павла Сергеевича. Мы с ним познакомились случайно, при трагических обстоятельствах, подробнее я расскажу потом. Он остался с нею совсем один и приехал к Надежде Семёновне и к нам за помощью. А ты что подумал?
– Что я подумал… Подумал, что я дурак, потому что оставил тебя здесь, и вот вернулся сказать, что люблю тебя и спросить, согласна ли ты поехать со мной? Нет, я опять сказал не то… Вернулся спросить, согласна ли ты стать моей женой?
– Согласна, – ответила Стеша, не раздумывая ни минуты, – но я не могу всё бросить и уехать после того, что здесь произошло.
– Конечно. Расскажите – ка мне обо всём поподробнее.
Олег терпеливо выслушал Игната, рассказавшего о дорогущем суперзамке с кодом, втюханом ему в Домострое. Петрович долго повторялся, пересказывая историю об усыплённых собаках и об этом самом хитром замке, который он проверяет по нескольку раз в день. Катя, всхлипывая и утирая платочком покрасневший нос, возмущалась тем, что следователь уже битый час обвиняет её маму в смертоубийстве за то, что она, испугавшись мужика, выскочившего из подвала, как чёрт из табакерки, огрела его скалкой по голове со всей своей недюжинной силы. Кое – как разобравшись в произошедшем, Олег сказал:
– Пойдёмте – ка в дом, послушаем, что говорит следствие.
Матвейчук сидел за кухонным столом с подчёркнуто суровым видом, обложившись бумагами и, глядя на поникшую голову Лизаветы, в который раз задавал одни и те же вопросы:
– Он вам угрожал?
– Нет.
– Он на вас нападал?
– Нет. Он выскочил, а я его ударила.
– Почему вы ни с того ни с сего ударили человека по голове и, что вполне возможно, нанесли ему увечье?
– Я испугалась… – монотонно твердила Лизавета, сморкаясь в полотенце.
– И от испуга раскроили голову человеку, не тронувшего вас даже пальцем? А если у него сотрясение или, не дай бог, трещина в черепе? Вы понимаете, что если он окажется по вашей милости в инвалидной коляске или, не дай бог, умрёт, вам придётся отвечать по всей строгости закона, возможно даже
