Роджер отлично это знал, однако имел в виду иные обстоятельства, нежели его спутник. Виконт думал о шуме, который вызовет гибель де Келюса, в то время как Роджера тревожила необходимость успеть в Париж на совещание, где архиепископ Тулузский должен принять судьбоносное решение. Встреча с де Келюсом заняла куда больше времени, чем рассчитывал Роджер, а ему еще оставалось покрыть половину расстояния до особняка Рошамбо. Он уже опаздывал, а сопровождая виконта, рисковал вовсе пропустить собрание, однако не мог оставить терзаемого болью друга, которому также грозила опасность.
— Я не покину вас, — твердо заявил Роджер, — когда вы подвергаетесь из-за вашей раны куда большему риску оказаться схваченным, чем я.
— Для меня арест означает, самое худшее, выговор короля и недолгое заключение в Бастилии, в то время как для вас он означает смерть.
— Возможно. Но я не могу оставить вас наедине с опасностью, которой вы подвергли себя ради меня.
Де ла Тур д'Овернь нетерпеливо тряхнул головой:
— Я намерен искать убежища в поместьях отца, так как оттуда меня могут вытащить разве только по обвинению в государственной измене. Но в Англию и Бретань ведут разные пути, поэтому через час или два нам, так или иначе, придется расстаться. Я прошу… нет, настаиваю, чтобы вы не теряли времени. В противном случае, если вас поймают, я всегда буду считать, что это произошло из-за меня и что ваша смерть лежит на моей совести.
— В таком случае вы не оставляете мне выбора, — ответил Роджер с чувством облегчения, которое был не в состоянии скрыть. — Но я умоляю вас поторопиться, чтобы к утру оказаться подальше от Парижа.
— Пройдет несколько часов, прежде чем отдадут приказ о нашем аресте.
— Да, но, поскольку вы не можете скакать быстро, вдвойне важно, чтобы вы без отлагательств отправились в Бретань.
— Я поеду не верхом, — заявил виконт, — а почтовой каретой, запряженной шестеркой лошадей, и, пока мой слуга будет делать необходимые приготовления, я намерен заглянуть в особняк Рошамбо.
— Значит, вы собираетесь повидать Атенаис и рассказать ей о происшедшем? — спросил Роджер. Когда де ла Тур д'Овернь кивнул, он быстро продолжил: — Очень этому рад. Я тщетно ломал себе голову над тем, как передать ей наши новости. Прошу вас проститься с ней от моего имени и объяснить, почему я вынужден уехать, не увидевшись с ней.
Виконт колебался:
— Я намеревался лишь сам проститься с ней и выразить формальные соболезнования по поводу гибели ее жениха на дуэли, как будто я только что об этом узнал. Раз Атенаис был известен ваш план, она сразу же поймет, кто его убил.
— Этого недостаточно, — возразил Роджер. — Это всего лишь половина истории, которая не в состоянии предупредить Атенаис о буре, собирающейся разразиться над ее прелестной головкой в результате злобы и глупости ее брата. Я искал способ подготовить ее к отцовскому гневу, который обрушится на нее из-за меня, а ваше намерение проститься с ней перед отъездом в Бретань предоставляет такую возможность.
— Звучит убедительно. Если бы я смог увидеться с Атенаис наедине, то охотно передал бы ей ваше сообщение. Но вы забываете, что мадам Мари-Анже непременно будет присутствовать при нашей беседе.
— Ну и что из того? Она все равно узнает правду завтра утром. Нет никакого смысла утаивать это от нее. Умоляю, говорите с обеими полностью откровенно, чтобы у Атенаис было хотя бы немного времени обдумать ситуацию.
— Вы правы, — согласился виконт. — Ну, больше вам не следует медлить. Желаю вам скорого и безопасного путешествия.
— И вам того же, дорогой друг! — горячо отозвался Роджер. — Я никогда не забуду вашу доброту и надеюсь, что мы встретимся вновь при более счастливых обстоятельствах.
Двое молодых людей крепко пожали друг другу руки, потом Роджер пришпорил лошадь и быстро поскакал дальше.
Было около половины десятого, и уже совсем стемнело. Совещание назначили на десять, и Роджер сомневался, что сможет успеть за полчаса. Его беспокоило не то, что маркиз будет сердит на него за опоздание, а что совещание может оказаться кратким и решение примут до его прибытия. В стремлении наверстать время, упущенное из-за отказа де Келюса драться, он безжалостно вонзал шпоры в бока лошади.
Несмотря на полумрак, Роджер быстро миновал окраины Парижа и не щадил измученное животное даже на мощеных улицах. Часы на церкви били четверть одиннадцатого, когда он проезжал Тюильри. Спустя пять минут Роджер проскакал мимо длинной вереницы карет, стоявших у особняка Рошамбо, и свернул во двор.
Спрыгнув с взмыленной лошади, он бросил поводья конюху, выбежавшему на стук копыт, и помчался к входу в особняк.
Когда Роджер добрался до двери, его поразила внезапная мысль. Было слишком поздно подниматься в свою комнату и приводить себя в порядок перед собранием, как он планировал вначале, и хотя все это можно было проделать внизу, Роджер не мог появиться перед маркизом при шпаге. Быстро отстегнув оружие, он прислонил его к каменной стене в темном углу, где его было легко подобрать на обратном пути.
Когда Роджер вошел в холл, двое дежурных лакеев испуганно вскрикнули при виде крови на его лице, но он пробормотал, что это пустяки, и быстро нырнул в туалетную комнату. Вымыв лицо и руки и причесав волосы, Роджер попросил одного из слуг наскоро почистить его одежду и помчался наверх.
В своем рабочем кабинете он обнаружил Пентандра, обуреваемого дурными предчувствиями на его счет. Маркиз пребывал в бешенстве из-за исчезновения Роджера и велел Пентандру приготовить стол для совещания, но ответил отказом на его предложение вести протокол.
В качестве простейшего объяснения своего опоздания, ушиба на лбу и дыры на плече, проделанной в ткани шпагой де Келюса, Роджер заявил, что на него напали разбойники, и осведомился:
— Уже все прибыли? Давно началось собрание?
— Не более четверти часа, — ответил Пентандр. — Большинство прибыло еще до десяти, но архиепископ Тулузский немного опоздал.
Все, что хотел знать Роджер, — это явился ли на собрание новый премьер-министр. Взяв лист бумаги, он быстро написал:
«Монсеньор!
Приношу Вам свои нижайшие извинения за неудобства, которые могло причинить мое отсутствие. Я имел несчастье подвергнуться нападению грабителей, что лишило меня возможности явиться к Вам ранее».
Роджер сделал это из страха, что, если он не даст объяснений, разгневанный маркиз может выставить его из «зала совета», как только он там появится. Держа бумагу в руке, Роджер почти бесшумно открыл дверь комнаты, потихоньку проскользнул внутрь и быстро огляделся.
На собрании присутствовали пятнадцать дворян, участвовавшие в прошлой конференции, а также Ломени де Бриенн, архиепископ Тулузский и ныне премьер-министр Франции, сидевший справа от маркиза. Фиолетовое облачение прелата свидетельствовало о высоком духовном сане, а его алебастровая рука легко теребила большой крест с бриллиантами и сапфирами, свисавший с шеи на атласной ленте.
