Даже если бы по прихоти монархов преданные им Гвидобальди, Кастельчикала, Ванни лишились особого благоволения, их нельзя было бы отдать в руки закона: они слишком многое знали и могли бы о том рассказать.
Но монархам достаточно было бы обратить на них внимание Паскуале Де Симоне: один указующий жест — и все, что было инквизиторам известно, все, что они могли разгласить, уже не спасло бы их, а, наоборот, погубило бы. Меткий удар в левый бок между шестым и седьмым ребром — и всему конец, секреты умирали вместе с человеком, и до того, кто проходил шагах в десяти от места, где совершалась подобная драма, последний вздох жертвы доносился как легкое, грустное дуновение ветерка.
На часах, от боя которых королева вздрогнула, когда мы впервые ввели читателя вслед за нею в эту комнату, пробило девять. Не успел еще замереть последний удар, как дверь распахнулась и вошла Каролина.
Трое инквизиторов встали как один, поклонились королеве и торопливо приблизились к ней. В руках она несла какие-то предметы, скрытые под большой красной кашемировой шалью, которая была накинута на ее левое плечо и напоминала скорее мантию, чем шаль.
Паскуале Де Симоне не тронулся с места; его силуэт, прислонившийся к стене, казался фигурой, вытканной на гобелене.
Королева сразу же заговорила, не дав инквизиторам времени на приветствия.
— На сей раз, господин Ванни, — сказала она, — не в ваших руках нити заговора, не вы напали на его след, а я. Но мне посчастливилось больше, чем вам: вы обнаружили виновников, но не нашли доказательств, я же сначала нашла доказательства и, основываясь на них, предоставляю вам возможность отыскать виновников.
— Но ведь нельзя все-таки упрекнуть нас в недостатке усердия, ваше величество, — напомнил Ванни.
— Нельзя, — согласилась королева. — Тем более что кое-кто упрекает вас в его избытке.
— Когда речь идет о служении вашему величеству, избытка усердия не может быть, — заметил князь Кастельчикала.
— Не может быть, — как эхо повторил Гвидобальди. Тем временем королева подошла к столу; она откинула шаль и положила на стол пару пистолетов и письмо, еще слегка запятнанное кровью.
Все трое инквизиторов следили за ней с величайшим изумлением.
— Садитесь, господа, — сказала королева. — Маркиз Ванни, возьмите перо и запишите распоряжения, которые я вам продиктую.
Мужчины сели, а королева стоя, опершись на стол и завернувшись в пурпурную шаль, как римская императрица, продиктовала маркизу Ванни следующее.
— В ночь с двадцать второго на двадцать третье сентября сего года шесть человек собрались в развалинах замка королевы Джованны: они ожидали из Рима седьмого, посланца генерала Шампионне. Человек, посланный Шампионне, оставил своего коня в Поццуоли; там он нанял лодку и, не страшась надвигавшейся бури, которая чуть позже и разразилась, направился к руинам замка, где его ждали. У самого берега лодка затонула, двое рыбаков, управлявших ею, погибли; пассажир тоже упал в воду, но оказался счастливее и спасся. Заговорщики, в том числе и он, совещались приблизительно до полуночи. Посланец ушел из замка первым и направился к набережной Кьяйа. Остальные шестеро тоже покинули замок; трое стали подниматься на Позиллипо, трое других поплыли в лодке вдоль берега в сторону Кастель делл'Ово. Немного не доходя до Львиного фонтана посланец был убит…
— Убит! — вскричал Ванни. — Кем же?
— Это нас не касается, — ответила королева ледяным тоном. — Не наше дело преследовать убийц.
Ванни понял, что допустил ошибку, и умолк.
— Прежде чем упасть, он убил двоих вот из этих пистолетов и двоих ранил саблей, которую вы найдете в этом шкафу.
И королева указала на шкаф, куда она за две недели до того спрятала саблю и плащ.
— Сабля, как вы сами убедитесь, французской работы. Зато пистолеты, которые вы также увидите, изготовлены на королевской мануфактуре в Неаполе. Они помечены буквою Н — первою в имени их владельца.
Ни единый звук не прервал королеву; можно было подумать, что слушатели ее окаменели.
— Я уже сказала, — продолжала она, — что сабля французская. Но вместо мундира, который был на посланце, когда он прибыл в замок, промокнув от дождя и морской воды, на убитом оказался зеленый бархатный плащ с бран-Дебурами; плащ одолжил ему один из заговорщиков. Владелец плаща забыл вынуть из кармана письмо женщины, любовное послание юноше по имени Николино. Буква Н на пистолетах свидетельствует о том, что они принадлежат тому же лицу, кому адресовано письмо и кто, дав посланцу свой плащ, снабдил его и пистолетами.
— Письмо подписано одной только буквою Э, — заметил Кастельчикала, внимательно осмотрев листок.
— Это письмо маркизы Элены де Сан Клементе, — сказала королева. Инквизиторы переглянулись.
— Одной из фрейлин вашего величества, если не ошибаюсь, — произнес Гвидобальди.
— Да, сударь, одной из моих фрейлин, — отвечала королева со странной улыбкой, которая как бы опровергала почетный титул, данный инквизитором маркизе. — А так как влюбленные переживают, по-видимому, медовый месяц, я сегодня утром освободила маркизу, которая должна была дежурить при мне завтра, и заменила ее графиней де Сан Марко. Теперь слушайте внимательно…
Инквизиторы придвинулись поближе и склонились над столом, так что головы их, прежде остававшиеся в тени, теперь были хорошо видны.
— Так вот, слушайте внимательно: вероятно, маркиза де Сан Клементе, моя фрейлина, как почтительно назвал ее господин Гвидобальди, не заикнется мужу о том, что я освободила ее на завтра от придворных обязанностей, и весь день проведет со своим любезным Николино. Вам все ясно, не так ли?
Инквизиторы обратили к королеве растерянные взоры: они не поняли.
Каролина продолжала:
— А ведь дело очень простое. Паскуале Де Симоне со своими людьми окружит дворец маркизы; когда она выйдет из дома, они спокойно последуют за ней; свидание назначено в частном доме; они опознают Николино, предоставят влюбленным побыть вместе сколько им заблагорассудится. Маркиза, вероятно, выйдет первою, а как только появится Николино, они схватят его, не причиняя ему, однако, никакого вреда… Если кто обойдется с ним грубее, чем то необходимо при аресте, заплатит мне за это головой, — объявила королева, повысив голос и нахмурившись. — Итак, люди Паскуале Де Симоне арестуют его, отведут в замок Сант'Эльмо и поручат арестованного коменданту, чтобы тот выделил для него особенно надежную камеру. Если он согласится назвать своих соучастников — отлично; если же откажется — тут уж, Ванни, надо будет вам вмешаться. Вам не придется пререкаться с тупыми судьями, чтобы получить разрешение на пытку, и вы поступите с ним как с трупом. Поняли, господа? И скажите, не хороший ли я сыщик, когда берусь раскрыть заговор?
