— Твой час пришел, Матеус, молись!
Скрюченные пальцы Матеуса отбросили крест.
— Будьте вы прокляты, Жан де Верт уже недалеко, — проскрежетал он сквозь зубы. Каркефу потянул веревку и посмотрел на Рено.
Натяжение веревки приподняло наполовину тело пленника.
— О! Это ужасно! Не здесь, пожалуйста! — воскликнула Диана, протягивая руки к Рено.
— О! Нет! Нет! — присоединилась Адриен, — ради Бога! В то время, как провидение нам дарит свободу, мы не должны думать о мести.
Г-н де Шофонтен, который порывался заговорить, замолчал.
— Адриен права, он — пленник и ничего нам не сделал, помилуем его, — вновь заговорила Диана.
— Если вы так желаете — пусть он живет! — воскликнул Рено.
Тело Матеуса, наполовину приподнятое благодаря усилиям Каркефу, снова упало на землю.
— Да, это был хороший повод и хорошее дерево, — произнес солдат и последовал за Магнусом, направившемуся к Эгрофою, ожидающему вместе с драгунами исхода дела.
Адриен, Диана, Арман-Луи и Рено исчезли в глубине леса.
Рудигер следовал за ними; что-то вроде жалости шевельнулось в его душе при виде тела, лежащего на земле c лицом, искаженным приближением смерти.
Оглянувшись назад, он заметил, что комендант уже сидел на траве. Уходя, Каркефу несколько ослабил веревку, накинутую на шею Матеуса, но тем не менее, Матеус не мог свободно двигаться.
Рудигер решил вернуться.
Матеус, услышав его шаги, приподнял голову и поглядел на солдата.
— Я умираю, — еле слышно прошептал Матеус голосом, уже не имеющим ничего человеческого.
Рудигер, наклонясь над ним, перерезал веревку со словами:
— Уходи, ты свободен!
— Но я не могу двигаться, не могу поднять голову, я задыхаюсь, — прошептал Матеус.
Рудигер нагнулся и обхватил тело Матеуса, хотел помочь ему приподняться. Вдруг дьявольская радость зажглась в глазах пленника; внезапно выхватив пистолет из-за пояса Рудигера, он приставил его к груди поляка и нажал на курок с криком:
— Мертвец!
Выстрел отозвался эхом со стороны замка.
— Итак, ещё не все потеряно, — прошептал комендант, глядя на Рудигера, лежащего на земле.
Но тот, кого уже считали мертвым, вдруг приподнялся и пополз к нему. Жуткий страх заставил встать дыбом волосы на голове Матеуса.
Прикрывая рукой рану, из которой сочилась кровь, Рудигер приближался к Матеусу. Взор его горел лютой ненавистью. Вот он уже уцепился пальцами за ноги коменданта.
— О! Я не умру один! — сквозь силу заговорил Рудигер, — ты хотел убить меня, ты, которого я спас! Ну, что ж, то, чего не сделал де Шофонтен, сделаю я!
И, превозмогая боль, Рудигер изо всех сил толкнул Матеуса в пропасть. Матеус хотел ухватиться за корни дерева, но страх сковал его жилы, сделал бесполезными его усилия. Он почувствовал, что сползает вниз, в пропасть.
— Спаси меня! — взмолился комендант.
— Спасти тебя? Ты смеешься, Матеус! Нет-нет, ты должен умереть и умереть побежденным.
И он с новой силой толкнул Матеуса в бездну. Руки коменданта цеплялись за корни деревьев, пальцы царапали землю. Вдруг Рудигер замер, тело уже подчинялось ему с трудом, он пошатнулся и упал лицом вниз.
— Ага, ты обессилел, негодяй! — вскричал Матеус.
Но Рудигер снова встал на колени и вцепился в коменданта.
— Послушай, умри спокойно, не трогай меня и я закажу мессу за упокой твоей души, — дрожащим голосом заговорил Матеус.
Но слабеющие руки умирающего изо всех сил тянулись к несчастному, висящему над бездной. Следы кровавой борьбы виднелись повсюду. Голова Матеуса уже достигла края пропасти и висела в пустоте. Рудигер мог только ползти.
— Ты получишь тысячу золотых дукатов, десятки тысяч! Ты будешь иметь все, что захочешь! Сжалься, палач! — хрипел Матеус.
Голос его постепенно становился все тише. Рудигер, в свою очередь, чувствуя приближение смерти, силился оторвать руки и плечи Матеуса от земли. Матеус постепенно скользил в бездну. Наконец, он исчез в пропасти. Веревка натянулась и труп остался висеть на корнях дерева.
Рудигер задыхался, свесив голову над пропастью. Кровь, текущая длинными ручейками, капля за каплей покидала его тело и уносила жизнь. Приподнявшись изо всех сил, он прошептал:
— Исчезни, негодяй, и пусть ад примет тебя! Глаза его затуманились, дрожь пробежала по всему телу. — Бог мой, сжалься надо мной! — прошептал он еле слышно и упав лицом в траву, больше не шевелился.
Тем временем, второй выстрел, нарушивший тишину ночи, отрезвил Патрицио. Держа шпагу наизготовке, солдат выскользнул из комнаты, где находилась Вирта, прислушиваясь к каждому шороху. Итальянец уже прошел галерею и направлялся к крепкой стене, как вдруг ему почудился в глубине кабинета шум, похожий на приглушенный хрип и долгий стон; открыв дверь ударом ноги, Патрицио очутился перед привидением, окутанным в плащ. Привидение заговорило человеческим голосом, указывая рукой на открытую дверь: — Туда, скорее! Их похитили!
Патрицио поспешил туда, куда указывала дрожащая рука мадам Лиффенбах. Его шаги гулко отдавались под сводами замка. Когда он достигнул низкого зала, в конце которого виднелась лестница, струя свежего воздуха вдруг ударила ему в лицо. Догадка сверкнула у него в голове, и он нырнул в темный переход, ведущий к потайной двери.
Примерно через тридцать шагов нога Патрицио поскользнулась в луже крови. Приглядевшись, он увидел труп солдата, лежащего около стены и многочисленные следы около двери. — К оружию! — громко закричал Патрицио.
— К оружию! — подхватил невидимый в темноте часовой. Звуки десятка труб были ему ответом. Патрицио быстро направился в свою комнату, чтобы предупредить Вирту о происходящем. Время любви кончилось, началось время войны.
— Вирта, послушай, что случилось? — входя в комнату, заговорил он.
Но молчание было ему ответом. Большое окно было открыто настежь, цыганка исчезла, и лишь белая простынь, свисающая с балкона, говорила о том, как беглянке удалось уйти. Охваченный яростью, Патрицио схватил стоящий у стены мушкет и выстрелил в темноту. Пуля со свистом прорезала темноту, но цыганка уже была далеко, исчезнув в лесу.
— О! Я отомщу ей! — воскликнул ослепленный яростью Патрицио, отбрасывая мушкет в сторону.
Тем временем мадам Лиффенбах подняла с постели мадам д`Игомер, которая, едва одевшись, бросилась в комнату двух сестер, не веря в то, что произошло.
— Господи, они исчезли, — в замешательстве повторила она. — И мадемуазель де Парделан, и мадемуазель де Сувини! Значит они все-таки пришли сюда, эти два гугенота!
Подойдя к стене, она увидела Патрицио, искавшего Матеуса и не находящего его нигде.
