«Господи, хоть бы Ахилл успел Ее вернуть…»
Самое страшное, Ираклий до сих пор, даже через двадцать восемь лет, не понимал главного: ни как Царица Цариц сумела появиться на свет, ни как оказалась в руках этих странных монахов, ни как они собирались ее использовать.
* * *
Вцепившийся в борт галеры Кифа бессмысленно смотрел на покрытое веселыми белыми барашками море.
«Неужели Ираклию все удастся?» — мелькнула тоскливая мысль.
Он понимал: если Византия займет ведущий к Индиям пролив, соревноваться с ней будет бесполезно, а как помочь курейшитам удержать за собой свои земли, Кифа не знал.
— А Спаситель и говорит: принесите мне мельничный жернов… — послышалось от кормы.
— А зачем?
— Ты слушай, бестолочь!
Кифа поморщился. Молодой, слишком уж молодой лоцман пользовался бездной свободного времени и явно пытался поднять свой авторитет среди таких же юных, как он сам, пассажиров подслушанными у монахов притчами.
— И произнес он заветные буквы, и бросил жернов на море, сел на него… — лоцман сделал выразительную паузу, — и стал плавать по воде, как на судне!
— Брешешь…
Послышался звучный шлепок подзатыльника и тут же — смех.
— Тише вы там, — вполголоса осадил юнцов Кифа. — А то накличете на свою голову! Господь-то он все-е видит.
Насколько Кифа знал Ираклия, тот в новую войну ввязываться не хотел. Неглупый армянин всегда предпочитал стабильные, прогнозируемые отношения, а любая война такие отношения ломала. Но, кроме Ираклия, кое-что значил при дворе его самолюбивый сводный брат Теодор; давненько мечтал о верховной власти сын Ираклия от гречанки Фабии — Костас, да и сноха Грегория свой интерес имела. Ну, и подрастали дети последней жены Ираклия — итальянки Мартины.
За каждой такой персоной стоял свой военно-аристократический род. Каждый такой род имел свою эмпорию[33], свой канал или протоку на Ниле, каждый брал свою пошлину с проходящих купцов и каждый мечтал сесть еще на две-три протоки. Ну, и, конечно же, каждый понимал, что значит заново переделить потоки товаров из далеких, сказочно богатых Индий.
— А правду говорят, что Спаситель мог летать? — послышалось от кормы.
— Чистую правду, — весомо подтвердил молоденький лоцман. — Это его и погубило. Нашлась на силу другая сила.
— Эй, птенец, — нехотя повернулся к лоцману Кифа, — а ты по морде получить не хочешь?
— Пусть расскажет! Что вам — жалко? — наперебой заголосили заинтригованные слушатели, и Кифа вздохнул и двинулся к носу. Но Африканское море[34] сегодня было на удивление тихим, и не слышать этого бреда он не мог.
— И начал его Иуда обличать — прямо при Царице Елене!
— Да, ну!
— А Спаситель ему и говорит: да, я прямо сейчас на небо взойду! Если не веришь…
— Ух, ты!
— Прошептал заветные буквы… поднял руки… как птица — крылья, и взлетел!
До Кифы донесся многоголосый восторженный выдох, и он свирепо крякнул, двинулся к лоцману и звучно шлепнул его ладонью в лоб.
— Молчать.
Парень икнул и смолк, а Кифа усмехнулся и отправился на прежнее место. Он этих баек наслушался — досыта, а потому знал все варианты развития сюжета. Иуда, не будь дурак, тоже знал заветные буквы имени Бога, а потому тоже произнес их и полетел вослед. И никто не мог победить, пока пронырливый Иуда не додумался помочиться на Спасителя сверху. Понятно, что упали оба, — небо такой скверны в себе никогда не терпело. А затем было судилище, Спасителя привязали к столбам Ковчега и, в конце концов, повесили на стволе древовидной капусты.
Кифа вздохнул. Братья уже начали наводить порядок в Преданиях, стараясь по мере сил исключить эту бредятину. Кифа и сам — прямо сейчас — работал над некоторыми главами Ветхого Завета. Ну, и слова Христу подбирал — из тех, что без счета ходили в народе во времена кометы.
— Святой отец, — осторожно дернули его за рукав, — снимите с лоцмана морок… Мы же недослушали про Царицу Елену и Спасителя…
— Пошел вон, — отмахнулся Кифа и тут же понял, что видит что-то лишнее, что-то такое, чего быть не должно.
Он осторожно оглядел ставшие желтыми барашки на гребнях волн, отметил, что у неба какой-то странный цвет, поднял голову и оцепенел. Прямо над ним из-за туч выходила комета — точь-в-точь, как та, двадцать восемь лет назад, когда он впервые увидел Симона. По спине промчался ледяной шквал.
— Господи Боже…
А в следующий миг раздался протяжный хруст рвущегося днища, Кифу швырнуло вперед, а галера встала и перекосилась набок.
— Лоцман!.. твою… туда… оттуда… мать! Ты почему не предупредил?!
* * *
Амр отправил Зубайра в сторону засевшего у Лагуна византийского отряда, а сам с двумя сотнями человек двинулся в обход, горами и сразу же наткнулся на огромное стадо спрятанных от него коров.
— Чьи коровы? — первым делом спросил он перепуганных пастухов.
— Губернатора… ну, и городских немного есть.
Амр кивнул и жестом приказал забирать все. Он бы взял это стадо в любом случае, но следовало знать, началась война или нет. Судя по тому, как аккуратно его «вели», все ждали, когда он покусится на личное имущество Ираклия. Похоже, что именно это и должно было послужить сигналом для встречной атаки.
— А в городе войска есть?
Пастухи переглянулись, явно не зная, как лучше ответить.
— Ну? — с угрозой напомнил о себе Амр.
— Нет в Фаюме никаких войск, — взял ответственность на себя самый старший, — только Иоанн в засаде у Лагуна. Тебя, Амр, ждет.
Амр удивился.
— Ты знаешь, кто я?
— Про тебя все говорят, — нахмурился пастух, — ты, безрассудный, пророка божьего убить хотел…
Амр крякнул, поддал верблюду пятками и вдруг подумал об Аише, единственной, кто его поддержал. Он отправил к морю что-то около четырех тысяч голов, и очень хотел, чтобы хоть что-то перепало и ее людям. Одна беда, первые вернувшиеся перегонщики сказали, что до моря доходит от силы треть скота. Трава начала сохнуть, а источники — иссякать даже здесь, в краю вечного изобилия. Собственно, только Великий Нил и продолжал давать жизнь — невзирая ни на что.
— А зерно? — вывернул он голову в сторону оставшихся позади пастухов. — В Фаюме есть зерно?
Старший пастух помрачнел.
— Люди Ираклия вывезли почти все.
Амр замер. Он мог войти в Фаюм совершенно беспрепятственно. Единственный отряд, призванный защитить город, сидел в засаде у Лагуна, с другого края долины. Однако в отсутствие зерна захват Фаюма лишался всякого смысла.
«Пойти дальше?»
Он мог пойти и дальше, но где-то там начинались владения Ираклия, и заступить их означало начать войну. Большую войну.
