Рене встал, отряхнулся, вскочил на лошадь и последовал за адъютантом.
Тот привел его к городской ратуше. Здесь со своим штабом обосновался генерал Ренье.
Рене вошел в залу городского совета, которую генерал превратил в свой кабинет. Сейчас он полулежал на большой карте Калабрии, на которую был нанесены каждый дом, каждое дерево й каждый овражек. По стоявшим на столе выгоревшим свечам можно было догадаться, что генерал работал всю ночь.
При словах: «Вот офицер, которого вы ищете, генерал» он повернулся к Рене и поднялся навстречу, приветствуя его.
— Сударь, — сказал он так, — я видел вчера вашу отвагу столь невероятную, что не сомневаюсь: вы тот самый молодой человек, которого рекомендовал мне Саличети и даже те, кто повыше. Вы граф Лев, не так ли?
— Да, сударь!
— Саличети говорил, что вы хотели побеседовать со мной о вашей службе в моей армии.
— И он меня убедил, генерал, что если я хочу быть полезным нашему делу, вы мне поможете…
— Вы, должно быть, голодны, — сказал генерал, — думаю, в окрестностях Катанзаро вы вряд ли нашли что-либо стоящее своего желудка. Мы можем вместе позавтракать и заодно все обсудим.
Двое солдат внесли стол, который был уже накрыт: четыре отбивные, два цыпленка, один из тех сыров, которые свисали с потолков у лавочников и которые в Калабрии зовутся cacciocavallo[146], и бутылка калабрийского вина.
— Ночью я писал всем своим офицерам, чтобы они собирали все наши силы у Катанзаро, — начал генерал. — Когда слух о нашей вчерашней осечке распространится, восстанет вся Калабрия. Когда я вчера сюда вернулся, какие-то активные люди успели заменить национальный флаг на белый, а трехцветные кокарды — красными. Вечером я распорядился об аресте мэра и его помощника, они должны быть допрошены и, если имели какое-то отношение к этим заменам, сегодня утром будут расстреляны. Днем я хочу написать королю Жозефу. Если вы заметили, что я упускаю что-то, что может быть полезным нам, говорите смелее, я сейчас же залатаю эту дыру в нашей броне.
— Мой генерал, — ответил Рене, — слишком много чести для меня. Я ни стратег, ни инженер, и потом, потеряться в гуще английской армии, как я, только и делая, что обороняясь, — означает видеть мало или видеть плохо.
— Да, я знаю, что вы отлично сражались против троих английских офицеров, убив двоих, а третьего взяв в плен, и что сэр Джеймс Стюарт, восхищенный вашей отвагой, запретил стрелять в вас и приказал провести вас даже не под Кавдинским ярмом[147], а скорее под аркой почета. Ешьте же, молодой человек, — все эти темы возбуждают аппетит.
Рене не надо было дважды повторять; он принялся за еду с аппетитом человека, который весь прошедший день провел на поле сражения и ничего не ел.
— Мой долг, — продолжал между тем Ренье застольную беседу с его молодым гостем, общество которого он успел оценить, — спросить у вас со всею серьезностью: после того, что я вчера увидел и что мне докладывали о вас, как вы представляете свою службу у меня?
— Если вы хотите знать мое мнение, генерал, — то это может быть командование чем-то вроде сводной роты, но только так, чтобы я был ее полным господином, то есть сам бы выбирал путь и цели для нее. Мне бы хотелось набрать стрелков, лучших из лучших, с которыми я мог бы, полагаю, немало сделать. Вы все время говорите о разбойниках, которые вот-вот воспрянут: так не пора ли наши летучие отряды противопоставить их комитивам, которые дерзко нападают и тут же исчезают? Двух или трех этих разбойников Саличети мне назвал, и покончить с одним из них я даже дал слово!
— С завтрашнего дня вы начнете его выполнять. Сколько вам нужно людей?
— Не много и не мало, — ответил Рене, — сорока-сорока пяти человек мне хватило бы.
— Вы наберете их из лучших стрелков сами завтра; было бы неплохо, если бы, сверх грохота выстрелов, этот выбор наделал много другого шума. Вы вчера уже нагнали страху, и он лишь будет возрастать от ваших действий. Вы вольны выбрать любую шайку, на какую обрушиться и преследовать до полного уничтожения ее. Для такого человека, как вы, во главе сорока пяти человек, не должно быть непреодолимых препятствий. Вы будете моим адъютантом, и, когда мне понадобится что-нибудь особенное, я буду звать вас.
— Итак, мне разрешено выбрать себе людей?
— Кого вы хотите?
— Лучших стрелков. Я также хотел бы, — продолжил Рене, — так как они будут больше уставать и чаще других подставлять лоб под пули, чтобы мне было позволено платить им высокое жалованье.
— Не вижу препятствий, с завистью к ним ничего не поделаешь, и не придется же мне платить столько же всей армии, если вы не настолько богаты, конечно, чтобы платить за меня. Сейчас самое время устроить охоту на разбойников — после нашей вчерашней неудачи; они ее вмиг почуят, эти вороны и шакалы.
— Распорядитесь, генерал, чтобы все донесения, которые будут поступать об известных разбойниках, попадали затем ко мне.
— Не сомневайтесь! Выберите себе людей, упражняйтесь с ними в стрельбе, и да пребудет с вами Бог! Что до меня, то недели две, при всем моем желании, я не смогу помочь вам; а с пятью или шестью тысячами человек, которых я соберу, выступлю хоть против всей Калабрии. А англичане никогда не посмеют напасть на меня на большом расстоянии от побережья.
— Раз все решено, генерал, объявите на завтра стрельбы; и пусть каждый полк пришлет вам пятьдесят своих лучших стрелков с тремя патронами у каждого: самый меткий получит золотые часы; второй — серебряные, а третий — серебряную цепь с золотым значком. Я выберу сорок пять человек из самых метких. К своему обычному жалованью они будут получать еще по франку в день.
— И вы в состоянии долго выдерживать такие расходы?
— Все то время, пока я буду служить у вас, генерал, а я бы хотел, чтобы оно продолжалось как можно дольше.
Генерал приказал бить в барабаны в каждом полку и объявить, чтобы каждый полк на следующий день прислал на стрельбы по пятьдесят человек. Три награды, которые купил в Катанзаро граф Лев, — а под таким именем его знали солдаты и офицеры, — оказались лучшими, что можно было найти в этом городе, и, во всяком случае, выглядели вполне достойными в предстоявшем состязании.
Состязание должно было состояться на следующий день.
Около сотни человек, рассеявшихся после недавнего сражения, целый день тянулись к полю у Катанзаро.
Граф Лев, дабы доказать, что достоин командовать самыми меткими, первый взял ружье и три раз подряд попал в яблочко.
И состязание началось.
Из четырехсот стрелков лишь пятьдесят три с расстояния в сто пятьдесят шагов попали в красный круг; при этом трое из них попали слишком близко к границе круга. Пятьдесят отобранных стрелков тотчас же были называны егерями графа Льва, или Егерями Льва.
