Уильям Дитрих - Мятежная дочь Рима

— Когда-нибудь… — задумчиво повторил я. — Когда-нибудь…

— Мне удалось ответить на твои вопросы, инспектор Драко? Теперь ты вернешься в более теплые страны, чем наша, чтобы написать свой отчет?

— Наверное, да, — кивнул я. Эти слова сорвались с моих губ прежде, чем я успел подумать. Впрочем, он прав — что мне тут делать? Да и что мне еще остается? Но о чем я стану писать в своем отчете? Имперскому суду и самому сенатору Валенсу уже известно и о тайном сговоре вождей варварских племен, и о недавней войне. А передо мной сейчас стоит куда более трудная задача… может быть, потому, что страсть, сжигающую женщин, и желание, сводящее с ума мужчин, объяснить обычно всегда труднее.

Собственно говоря, объяснить это можно всего в двух словах — Валерия влюбилась. Но в кого она влюбилась? В мужчину? Или в страну, столь непохожую на ту, которую мы оба считали своей?

— Но только после того, как я закончу свои дела, — поспешно добавил я. — После того как пойму, что произошло.

Фалько рассмеялся:

— Тогда ты будешь первым, кому удалось понять Британию и Адрианов вал! А если ты скажешь, что тебе удалось понять душу молодой женщины, тогда я назову тебя лжецом!

Я жестом велел ему уйти. Я хотел остаться один… хотел немного подумать. Я долго сидел, погруженный в свои мысли, прерываемые лишь топотом солдат в коридоре. Мир, который я привык считать своим, внезапно показался мне усталым и старым, древние традиции и никому не нужные законы истощили и обескровили его. Да, Рим одряхлел, он похож на старого, беззубого старика. А женщина, которую я искал, была молода, и она предпочла этот новый, исполненный жизни мир. Да и много ли мне известно о ней — даже сейчас?

Внезапно я почувствовал, как я ужасно одинок.

И я послал за Савией.

Она пришла и тихо села напротив меня. Наверное, она чувствовала, что мне тут больше нечего делать — я опросил всех, кого хотел, и собираюсь уезжать. Наверное, она гадала, какова же будет ее собственная судьба. Однако тревога, терзавшая ее во время нашей самой первой встречи, внезапно исчезла, сменившись безмятежным спокойствием. Как будто что-то подсказывало ей, что теперь мне понятно много больше, чем кажется мне самому.

— Почему ты не поехала вместе с ней? — спросил я.

По губам Савии скользнула улыбка.

— Ты хотел, чтобы я тоже прыгнула с крепостной стены?

— Я хотел сказать — потом. Во всей этой неразберихе ты легко могла ускользнуть незамеченной. Она ведь по-прежнему твоя госпожа, что бы там ни говорил Каратак.

— Я пыталась. Меня схватили около полуночи, когда я попыталась незаметно открыть крепостные ворота. После этого меня приставили к походной кухне, потом отвезли в Лондиниум, а затем сюда. Я ведь как-никак не обычная рабыня, я прислуживала сенаторской дочери, была ее доверенной служанкой. Вот кому-то и пришла в голову мысль, что она, возможно, вернется за мной. А потом решили, что ты сочтешь нужным допросить меня.

— Чтобы составить свой отчет?

Савия кивнула.

— Ну и как тебе живется тут? Только честно.

Савия, склонив голову на плечо, задумалась, видимо, подыскивая подходящий ответ.

— Тяжеловато, сказать по правде. Но воздух тут намного чище, знаешь ли. И люди довольствуются более простыми радостями.

Я покачал головой.

— Если честно, мне так и не удалось понять, что же происходит.

— Ты имеешь в виду в империи?

— Я имею в виду вообще все.

Савия кивнула. Мы оба долго молчали. Забавно, подумал я, так обычно молчат старые друзья, которым не нужны слова, чтобы понять друг друга. Так молчат старые супруги, много лет прожившие вместе, — мне говорили, что такое бывает, только я не верил. Потом Савия вновь заговорила:

— Мне кажется, это Христос… он возвращается, господин. Скоро он будет везде. И его приход совершится разными таинственными путями. Жрецы вроде Кэлина уже успели почувствовать, куда ветер дует, — в точности как ты сам. Друиды умирают, скоро их не останется. Мир словно затаил дыхание…

— Этот самый ветер дует над империей вот уже тысячу лет.

— Ну, каждому дереву суждено когда-то упасть, не так ли?

Я повернулся к ней:

— Что мне делать, Савия? — В первый раз я назвал ее по имени. Я покатал это имя на языке, словно пробуя его на вкус — немного тяжеловато, решил я, но приятно. — Как мне понять, что же все-таки произошло с ней?

— Тогда отыщи ее, господин.

— Не нужно называть меня «господин». И «инспектор» тоже.

Она долго смотрела на меня — в глазах ее были доброта и понимание.

— Отыщи ее, Драко.

Конечно. Ведь если мне хочется понять, что же такое стены на шей империи, значит, мне нужно проникнуть дальше, заглянуть за них. Я должен собственными глазами увидеть этот новый мир, который, словно океанская волна, плещется у берегов нашей империи, грозя захлестнуть ее в любую минуту. Я должен поговорить с единственным человеком, с которым мне так до сих пор и не удалось поговорить. С этой женщиной, которую я ищу. С самой Валерией.

— Ты проводишь меня к ней?

— Да. Мы с Кэлином.

— Это тот друид?

— Да. Он умирает… заживо гниет в тюрьме. Чтобы жить, ему нужен солнечный свет — как цветку. Освободи его, Драко, и он отведет нас к ней. Тут, в гарнизоне, будут только рады любому предлогу поскорее избавиться от него. Он станет нашим проводником и живой гарантией нашей безопасности. В самый первый раз мне было страшно отправляться на север, но только там ты сможешь наконец понять, что же на самом деле происходит с империей.

— Но я старый человек, Савия.

— А я — старая женщина. Но мы не настолько стары, чтобы не мечтать о новом, верно? — Она вдруг замялась — было заметно, что она стесняется говорить о том, что же на самом деле заставляет ее отправиться туда. — Я хочу поехать на север и рассказать им о Христе. Они почувствуют его мудрость, вот увидишь. Я могу положить конец раздирающей их вражде и всем этим жестокостям.

— Ты желаешь проповедовать свою веру? Ты… — Я едва не сказал «рабыня», но в последнюю минуту успел прикусить язык. — Ты, женщина?

— Да. И я хочу поехать с тобой. — Она сказала то, что я и так уже знал, и тем не менее я был потрясен. Никто и никогда еще не говорил мне, что хочет быть со мной. Мое появление обычно нагоняло на людей страх, и все только радовались, когда я уезжал…

— Ты поедешь не как рабыня, а как свободная женщина, — проговорил я. — Каратак подарил тебе свободу. И я тоже дарю ее тебе.

— Я знаю. — Она с самого начала не сомневалась в этом, понял я. Савия не могла не понимать, что все эти бесконечные разговоры о свободе мало-помалу подействуют и на меня.