– Довод основательный, – заметил король, настроение которого заметно улучшилось. – Но почему именно его, а не кого-либо из его подчиненных?
– Господин де Куртиврон благородно пожертвовал собой ради своих солдат. Кроме того, подобно капитану тонущего корабля, он замыкал отступление.
– Что ж, это делает ему честь, – довольным тоном произнес король, заметивший кардинала, направляющегося к нему.
– И все-таки, де Тревиль, – добавил он, – столько по" страдавших швейцарцев, которые, по сути, ни при чем, и ни один зачинщик ссоры не получил по заслугам? Я помню иные времена.
– Не знаю, как доложить вашему величеству…
– Что еще?!
– Я не хотел говорить…
– Нет уж, будьте добры, говорите, пожалуйста!
– Предводитель гвардейцев его высокопреосвященства Гризар поскользнулся во время потасовки, неудачно упал и отдал Богу душу. А другой – кажется, его зовут Дюбуа – тяжело поранился о пику одного из швейцарцев. Думаю, что его высокопреосвященство станет уверять вас, что эту злополучную пику господин де Куртиврон отобрал у одного из патрульных, но я этому не верю, ваше величество. Это так на него не похоже.
Де Тревиль увидел, что кардинал задержался, чтобы сказать несколько слов кому-то из придворных, и воспользовался этим для того, чтобы сообщить королю самое главное.
– Третий же из отсутствующих – господин д'Артаньян – помещен в Бастилию по приказу его высокопреосвященства, ему не предъявлено никакого обвинения, он содержится в камере и лишь недавно сумел известить меня о своем местонахождении.
Король сделал резкое движение, словно воротник неожиданно показался ему тесен.
– Вот как?! Отлично, мы зададим кардиналу пару вопросов.
– Его высокопреосвященство как раз направляется к вашему величеству.
Во взгляде короля появилась тоска, сопутствовавшая ему всю жизнь.
– Ах, де Тревиль! Если бы вы знали, как я иногда завидую своему брату, герцогу Орлеанскому. Я так хотел бы оказаться на его месте хоть на день, хоть на час. И знаете, что бы я сделал? Взял свое любимое охотничье ружье, которое изготовил в прошлом году, – у него такой красивый замок, помните?
– Ваше величество изволили убить из этого ружья кабана в Венсеннском лесу.
– Вот именно! Я взял бы это ружье и выстрелил бы в кардинала. И рука моя не дрогнула бы…
Глава одиннадцатая
Предусмотрительность кардинала
Ришелье приблизился к королю.
– Как вам смотр, герцог? – спросил Людовик, делая знак де Тревилю.
Тот понял и, поклонившись кардиналу, отошел в сторону, оставив наедине двух первых людей государства. И если король только что в мыслях желал министру разделить участь застреленного кабана, то министр являл собой воплощение доброжелательности и почтительности, во всяком случае внешне.
– Великолепно, ваше величество, – проникновенно отвечал Ришелье, состроив при этом обиженную мину. – Гвардейцы выглядят просто превосходно. Именно поэтому мне так хотелось увидеть в их компании и своих.
– Господин маршал командует, а нам с вами остается лишь подчиняться, – пожал плечами король. – Вы не заняты сейчас, герцог? Тогда пройдемте в мой кабинет, я хотел поговорить с вами об одном деле.
И король, сопровождаемый своим первым министром, проследовал во дворец. В кабинете его величества, как обычно, царил полумрак. Поэтому его высокопреосвященство не сразу рассмотрел в глубине любимого шута Людовика по имени Маре и вздрогнул, когда тот обнаружил свое присутствие легким смешком.
– Кого это ты привел с собой, куманек? Уж не самого ли Римского Папу.
– Господин герцог носит кардинальский сан, Маре. Это видно даже глупцам вроде тебя – по красной мантии, – отвечал король, прощавший своему шуту любые выходки.
– Золотые слова! – вскричал шут, скорчив презабавную гримасу. – Глупцы видят красную мантию, а того, что под ней, не замечают! Такой персоне подавай престол Святого Петра[3], и того мало!
– Прекрати, Маре, – велел король. – Не то я прикажу своим пажам высечь тебя.
– Молчу-молчу! – испуганно затараторил шут. – Пажи у тебя, куманек, все, как на подбор, канальи! Им только попадись – беднягу Кальмэтта они прибили за ухо к забору!
Ты уж не отдавай меня им, а я буду молчать как рыба.
– Отлично, – сказал король. – Итак, герцог, мне нужно было поговорить с вами о моих мушкетерах.
– Но для этой цели, наверное, лучше подошел бы господин де Тревиль, их начальник, чем я, ваше величество, – сухо отвечал Ришелье, злобно поглядев на шута, усевшегося в кресло. Маре болтал ногами и, хитро прищурившись, дерзко рассматривал кардинала.
– С де Тревилем я уже побеседовал, – сказал король. – И пришел к выводу, что только вы, ваше высокопреосвященство, поможете мне пролить свет на одну загадочную историю.
– Я всецело к вашим услугам, ваше величество. Уж не хотите ли вы спросить меня о том, куда подевался герцог Орлеанский?
– А вам это известно? – живо спросил король.
– Конечно, это мой долг министра.
– И где же он?
– Он направляется в Ардр вместе с неким Ла Лувьером, чтобы склонить к измене тамошнего коменданта маркиза де Монкорель.
– Вы думаете, это ему удастся?
– Думаю – нет, ваше величество, – спокойно отвечал кардинал. – Я принял меры.
Король помолчал. Он обдумывал свое положение. Только что Ришелье в очередной раз дал ощутить ему свою незаменимость.
– Я отдаю должное вашей государственной мудрости, господин кардинал, – сказал наконец Людовик. – Всякий раз, когда вы говорите мне, что приняли меры, я успокаиваюсь. Но для чего вы приняли меры в отношении господина д'Артаньяна? Разве он не надежен?
Ришелье сделал вид, что старается вспомнить это имя.
– Господин д'Артаньян, – проговорил он с рассеянным видом. – Прошу извинить меня, ваше величество, множество дел самого различного рода…
– Господин д'Артаньян состоит в роте моих мушкетеров и носит чин их лейтенанта. Этот патент вы вручили ему собственноручно во время осады Ла-Рошели, где этот шевалье, если мне не изменяет память, имел случай отличиться, выполняя ваш приказ.
– Не трудитесь продолжать, ваше величество, я вспомнил!
– Чем же лейтенант мушкетеров заслужил вашу немилость?
– Я не совсем понимаю, государь.
– За что он попал в Бастилию?
– А-а, так господин д'Артаньян попал в Бастилию. Да-да, теперь я все вспомнил. Но ведь вам, ваше величество, несомненно, лучше моего известно, за что этот дворянин заключен в Бастилию.
– Герцог! Мне кажется, вы зашли слишком далеко! – вскричал король.
Ришелье склонился перед Людовиком XIII в низком поклоне:
