сколько только мог.
По словам Братома, шут Филиппа II во время своего пребывания в Париже был послан к Брюске, который должен был его поместить у себя и содержать, но хитрый шут постоянно обманывал испанца.
У испанского шута были взятые с собою в Париж четыре прекрасные лошади, которых Брюске посылал каждую ночь с почтою, но никто об этом не подозревал из людей испанца, потому что за ужином их подпаивали вином и они спали как убитые. Когда испанский шут увидел, что его лошади стали худеть, то Брюске объявил ему, что это происходит от воды Сены и что так будет продолжаться, по крайней мере, два месяца, пока лошади совершенно не привыкнут к ней. «Так, обыкновенно, бывает со всеми лошадьми иностранцев», – заметил шут. Однажды испанский шут встал как-то ранее обыкновения, а почтарь несколько запоздал и первый увидел своих лошадей в мыле и воскликнул:
– Ах, Брюске, мои лошади обливаются потом, верно, их гоняли всю ночь.
Но Брюске успокоил его, сказав, что в то время, как поили лошадей, они легли в воду; словом, он обманывал своего гостя, как только мог.
«Король Генрих подарил испанскому шуту хорошую золотую цепочку, которая стоила триста экю. Брюске заказал и себе точно такую же цепочку, только медную, но велел ее позолотить как можно лучше и затем обменялся цепочкою с испанским шутом. Когда последний уехал во Фландрию, то Брюске написал все откровенно королю Филиппу, заметив при этом, что его шут не более как глупый фат. Когда Генрих II узнал об этом, то остался этим очень недоволен и приказал Брюске отослать обратно испанскому шуту его цепочку: последний мог бы подумать, что сам король подарил ему, в насмешку, медную цепочку. Брюске, конечно, исполнил приказание короля, и Генрих II наградил его за это».
Конечно, это были грубые шутки, которые напоминают мошенничество бродяг. Но вот еще oдин пикантный рассказ о выходке Брюске; тут он уже является настоящим шутом, забавным и остроумным, а не мистификатором, не разбирающим средств для своих шуток.
Король Генрих II торжественно въехал в Руан в 1550 году и председательствовал в торжественном заседании Нормандского парламента. Королева Екатерина Медичи, Мария Лотарингская, вдовствующая королева, регентша Шотландии, вдова Иакова V и придворные дамы их свиты присутствовали на этом заседании в соседней комнате, отделенной от залы трельяжем из орешника так, чтобы они могли все видеть, но их бы никто не видел. Заседание не представляло никаких особенностей и было довольно скучным благодаря напыщенной речи генерального адвоката Мартинбоца, который должен был приветствовать короля. Но лишь только король вышел из залы, то королевы и их свита вышли из соседней комнаты в залу, чтобы несколько развлечься, и уселись в креслах судей, тогда как королева поместилась на троне, с которого только что сошел король. Брюске, конечно, также был в свите короля и занял место на скамье адвокатов. Затем, с апломбом консула, прерванного в своем деле, он стал говорить быстро и оживленно, решая одно дело за другим, защищая то ответчика, то истца, пересыпая свою речь латинскими цитатами и подводя статьи закона; конечно, присутствовавшие здесь королевы и сопровождавшие их дамы умирали со смеху: когда Брюске кончил, то все дамы отправились осматривать здание, и королева пожертвовала сумму в сто фунтов на заключенных.
Главный регистратор парламента, свидетель такого чрезвычайного заседания, увековечил его память, внеся это в регистр после официального заседания, которое, благодаря скучной болтовне Мортинбоца, было менее занимательно [47].
Шутка Брюске почти два века спустя опять всплыла на поверхность в присутствии таких же знаменитых особ. В 1837 году герцог Орлеанский, старший сын Людовика-Филиппа, посетил суд в Руане вместе с герцогиней Орлеанской. Господин Флоке, главный регистратор суда, попросил позволения у высоких посетителей прочитать им некоторые извлечения из регистра парламента; это чтение вызвало всеобщий смех. Это был протокол того заседания, в котором Брюске выразил таким блестящим образом свои способности по части юридических наук.
Это не в первый раз, что Брюске смеялся над судебными властями. Гийом Буше [48] приводит еще другую выходку этого шута, жертвою которой сделался советник парижского суда:
«Я расскажу вам еще об одной выходке Брюске, и вы от души посмеетесь над этим. Один из советников парижского суда обедал в одном из предместий, где Брюске был почтмейстером: советник обратился к нему, прося его дать ему оседланную лошадь, чтобы только доехать до суда. Брюске, проигравший в суде какое-то дело, дал советнику самую лучшую из почтовых лошадей. Советник сел на нее в своей судейской мантии, Брюске послал за ним вслед почтаря, который стал трубить в рожок и погонять лошадей; лошадь, на которой сидел советник, также пустилась в галоп, так что седок никак не мог остановить своего коня до следующей почтовой станции. Можете себе представить, как смеялся Брюске, когда увидел советника, возвращающегося обратно и всего в грязи».
Брюске очень часто нападал и на духовенство, даже на пастырей церкви, как это видно из анекдота, о котором упоминает Ноэль дю Файль.
Один епископ сделался предметом насмешек Брюске; это духовное лицо очень боялось смерти, и даже никто из приближенных не осмеливался произносить слова «умер», а обыкновенно говорили: он болен, но теперь совершенно здоров. Однажды епископ возвращался в свой замок, отстоявший на один лье от города, который был его местом службы. Брюске узнал этого человека с таким странным характером и поехал вслед за епископом; пришел в его замок, раскланялся с хозяином, попросил у него благословения, отведал предложенного вина, поблагодарил его преосвященство и сказал, что должен оставить замок, так как ему необходимо было в тот же вечер быть в городе; затем, попросил метрдотеля снабдить его письмом, чтобы можно было достать свежих лошадей в городе, когда он поедет дальше. Заручившись письмом, Брюске переменил на нем адрес и написал новое письмо, стараясь подражать почерку метрдотеля, выводя длинные готические буквы, именно такие, над которыми смеялся Эразм, говоря, что все знатные люди пишут такими буквами благодаря своему полному невежеству в науках, потому что они считали такое знание слишком унизительным для себя. Прибыв в город, Брюске представил это подложное письмо викарию, который, прочитав его, был очень удивлен, что епископ на пути в замок был очень утомлен и скончался от апоплексического удара, приехав в замок; епископу не пришлось, как он этого всегда желал, умереть среди своей дорогой паствы. Поэтому прислуга замка просит, чтобы духовенство города прибыло в замок с надлежащей церемонией для переноса тела епископа в собор. Лишь
