— Брат Годвин?
Мне хотелось узнать побольше о странном слепом монахе.
— С ним говорит Бог, — заявил Альфред со спокойной уверенностью.
Я чуть было не рассмеялся, но потом подумал, что боги и впрямь говорят с нами, хотя обычно с помощью знаков и предзнаменований.
— Он принимает все решения за тебя, господин? — угрюмо спросил я.
— Бог помогает мне во всем, — резко ответил Альфред.
Потом отвернулся, потому что колокол звал христиан на молитву в новой церкви Эскенгама.
Боги своенравны, а я собирался их развлечь.
И Альфред оказался прав. Я был дураком.
Чего хотел Харальд? Или, если уж на то пошло, чего хотел Хэстен?
Насчет Хэстена ответить было проще, потому что он был более умным и амбициозным человеком и хотел владеть землей. Он хотел стать королем.
Скандинавы явились в Британию в поисках королевств, и самые удачливые нашли свои троны. Один скандинав правил в Нортумбрии, другой — в Восточной Англии, и Хэстен хотел быть равным им. Он желал заполучить корону, сокровища, женщин и высокое положение, а оставалось только два места, где он мог все это обрести. Одно — Мерсия, а второе — Уэссекс.
Мерсия предлагала лучшие перспективы. Она не имела короля и была расколота войной. Север и восток страны управлялись ярлами, могущественными датчанами, имевшими сильные войска, каждую ночь запиравшими свои ворота на засовы; в то время как юг и восток оставались землей саксов. Саксы искали защиты у моего кузена Этельреда, и тот защищал их, но лишь потому, что унаследовал огромные богатства и пользовался твердой поддержкой своего шурина, Альфреда.
Мерсия не являлась частью Уэссекса, однако выполняла приказы Уэссекса, и Альфред был истинной силой, стоя́щей за спиной Этельреда.
Хэстен мог напасть на Мерсию; он нашел бы союзников на севере и на востоке, но рано или поздно очутился бы лицом к лицу с войсками сакской Мерсии и Альфреда Уэссекского. А Хэстен был осторожен. Он устроил лагерь на пустынном берегу Уэссекса, но не делал ничего провокационного. Он выжидал, уверенный, что Альфред заплатит ему, чтобы он ушел — что Альфред и сделал. А еще Хэстен выжидал, чтобы посмотреть, что может натворить Харальд.
Вероятно, Харальд хотел трона, но больше всего он желал всего, что блестит. Он жаждал серебра, золота и женщин. Он был как ребенок, который видит что-то красивое и вопит до тех пор, пока этого не получит. Пока он жадно собирал свои побрякушки, в его руки мог попасть трон Уэссекса, но не трон являлся его целью. Харальд явился в Уэссекс потому, что тут было полно сокровищ, и теперь разорял землю, захватывая добычу, в то время как Хэстен просто наблюдал.
По-моему, Хэстен надеялся, что дикие войска Харальда так ослабят Альфреда, что он, Хэстен, сможет потом явиться и захватить всю землю. Если Уэссекс был быком, то люди Харальда были взбесившимися от крови терьерами, которые нападали стаей; большинству из них суждено будет умереть во время этой атаки, но они подорвут силы быка, и тогда явится мастиф-Хэстен и закончит дело.
Итак, чтобы сдержать Хэстена, мне нужно было сокрушить самые сильные войска Харальда. Бык, может, и не ослабеет, но терьеров надлежало убить, а они были опасными и злобными — однако недисциплинированными, и теперь я буду искушать их сокровищем. Я буду искушать их гладкой красотой Скади.
Пятьдесят человек, которых я разместил в Годелмингаме, бежали из этого города на следующее утро, отступив перед большим отрядом датчан.
Мои люди в тучах брызг проскакали через реку и вереницей въехали к Эскенгам, в то время как датчане стояли вдоль дальнего берега и смотрели на яркие знамена, вывешенные на восточном палисаде бурга. На знаменах изображались кресты и святые, знаменовавшие высокий ранг Альфреда. И, чтобы враги знали наверняка, что король в бурге, я заставил Осферта медленно пройтись по стене, облачившись в яркий плащ, с обручем из сияющей бронзы на голове.
Осферт, один из моих людей, был незаконнорожденным сыном Альфреда. Об этом знали немногие, хотя сходство Осферта с отцом бросалось в глаза. Его родила служанка, которую Альфред затащил в постель в те дни, когда христианство еще не взяло в плен его душу.
Однажды, в момент неосторожной откровенности, Альфред признался мне, что Осферт для него — постоянный упрек.
— Напоминание, — сказал он, — о грехе, некогда совершенном мною.
— Это сладкий грех, господин, — легкомысленно ответил я.
— Большинство грехов сладки, — сказал король, — такими их создал дьявол.
Какой извращенной должна быть вера, чтобы превратить удовольствия в грех? Старые боги, хотя они никогда не отказывали нам в удовольствиях, в наши дни увядают. Люди бросают их, предпочитая бич и узду христианского распятого Бога.
Итак, Осферт — напоминание о сладком грехе Альфреда — сыграл в то утро короля. Я сомневался, что он этим наслаждался, потому что терпеть не мог Альфреда, который пытался превратить его в священника. Осферт восстал против такой судьбы и вместо этого стал одним из моих личных воинов. Он не был прирожденным бойцом, в отличие от Финана, но в дела войны привнес острый ум, а ум — оружие с острым лезвием, которое разит далеко.
Все войны заканчиваются «стеной щитов», где люди рубятся в пьяной ярости топорами и мечами, но искусство войны заключается в том, чтобы манипулировать врагом и сделать так, чтобы, когда приближаются эти мгновения вопящей ярости, преимущество было на твоей стороне.
Выставляя Осферта на стене Эскенгама, я пытался искусить Харальда. Я намекал нашим врагам, что там, где находится король, есть сокровище. Приходите в Эскенгам, говорил я им. И, чтобы искушение стало сильнее, показал Скади датским воинам, собравшимся на дальнем берегу реки.
В нас было выпущено несколько стрел, но враги прекратили стрелять, когда узнали Скади. Она невольно помогла мне, крича людям на другом берегу реки:
— Придите и убейте их всех!
— Я заткну ей рот, — вызвался Стеапа.
— Пусть сука поорет, — сказал я.
Она притворялась, будто не говорит по-английски, но наградила меня испепеляющим взглядом, прежде чем обратиться к датчанам.
— Они трусы! — закричала Скади. — Сакские трусы! Скажите Харальду, что они умрут, как овцы.
Скади шагнула ближе к палисаду. Она не могла перелезть через стену, потому что я приказал надеть ей на шею веревку, которую держал один из людей Стеапы.
— Скажите Харальду, что его шлюха здесь! — крикнул я людям на другом берегу реки. — И что она слишком шумит! Может, мы вырежем ей язык, чтобы послать Харальду на ужин!
