Ясно было, что на сей раз верх взяла Антония.
— Насколько я знаю, вы симпатизируете падуанцам, — вспомнила девушка.
— Опять вы об этом! — Фердинандо склонил голову набок. — По-моему, каждый предпочтет Падую Флоренции или Венеции. Вы же, к моему прискорбию, родом из Флоренции.
— А вы, к моему прискорбию… — Но тут Петруччо приветствовал Антонию поклоном. Антония склонилась в реверансе, скорчила рожу в адрес Фердинандо и обратила взгляд на Капуллетто, который дослушивал распоряжения генерала.
— …На всех провизии здесь недостаточно. Вы с Бонавентурой завтра возьмете людей и засядете в Илласи. Нико засядет в Бадии.
Капуллетто думать ни о чем не мог, кроме Джаноццы, терзаемой дикими зверями, падуанцами и старыми знакомыми.
— Это все? — спросил он.
Угуччоне нахмурился.
— Жаль, что тебя некому было научить хорошим манерам. Нет, это не все. Возьми собак и нескольких оруженосцев. Пусть все думают, что вы просто охотитесь.
— И для этого вооружились до зубов, — съязвил Нико да Лоццо.
— На одну конкретную лань, — усмехнулся Бонавентура.
Фердинандо ловил взгляд Антонии — не иначе, придумал очередную остроту. Обыкновенно ничто не доставляло маленькой язве такого удовольствия, как словесная перепалка. Однако сейчас Капуллетто собрался ехать. Антония подбежала к синьору Монтекки и потянула его за рукав. Монтекки обернулся.
— Антония, детка, что случилось?
Антония в двух словах обрисовала ситуацию. У старого Монтекки округлились глаза, когда до него дошло, чем все может кончиться. В этот момент Капуллетто произнес:
— Для меня большая честь вести отряд. А сейчас извините, я должен срочно уехать. Я скоро вернусь. — Капуллетто схватил поводья и вскочил на коня.
— Подожди! — воскликнул Гаргано. Но было поздно. Капуллетто успел пришпорить коня. Он несся к воротам и кричал: «С дороги!»
Антония всплеснула руками.
— Подожди! Антонио, остановись!
И вдруг Капуллетто натянул удила. На секунду Антонии показалось, что он услышал ее, и девушка рванулась к нему.
Но Капуллетто не отрывал глаз от главных ворот. От Джаноццы и Марьотто. Они ехали на одной лошади, Джаноцца полулежала на коленях у своего мужа. Лошадь шла рысью. Марьотто не затянул шнуровку на дублете, голова Джаноццы была непокрыта, волосы распущены по плечам. Она льнула к мужу, как наяда к носу корабля.
И тут влюбленные увидели Антонио. Марьотто натянул поводья.
— Антонио, — только и смог произнести он.
Капуллетто, не в силах шевельнуться, выдавил:
— Мари.
«Давай, — мысленно умоляла Антония, — поставь наконец точку. Мари, да скажи же что-нибудь, помоги ему!»
— Мари! — воскликнула Аурелия, высунувшаяся из окна. — Марьотто, это ты? Ты прямо настоящий француз! — Девушка исчезла и через несколько секунд появилась на крыльце. За ней бежала целая толпа слуг. Все бросились поздравлять Марьотто с приездом, однако молодой человек искал глазами отца. Вон он стоит поодаль, ждет. Не обращая внимания на Капуллетто, Мари осторожно спустил жену с седла, спешился и, пробившись сквозь толпу слуг, упал перед отцом на колени.
— Скалигер весьма хвалил твою службу за границей, — осторожно начал Гаргано.
— Сожалею, что мне удалось сделать так мало, — последовал смиренный ответ.
Прошла целая секунда, прежде чем Гаргано протянул сыну руку.
— Добро пожаловать домой. Мы все по тебе скучали. — Отец и сын обнялись. Гаргано взял Мари за плечи и повернул его к Антонио. — Поздоровайся со своим другом.
Капуллетто не спешился, так что Мари приблизился к его коню.
— Антонио, как я рад тебя видеть.
— Здравствуй, Монтекки, — процедил Капуллетто, играя желваками.
Марьотто напрягся, однако продолжал:
— Прошу тебя, друг, воспользуйся гостеприимством этого дома. — Мари протянул руку. Антонио посмотрел вниз и неторопливо спешился, не приняв предложенной помощи. Они неловко пожали друг другу руки, и Антонио тотчас отступил на шаг, заложив руки за спину.
Откуда-то сбоку послышалось хмыканье. Антония оглянулась и увидела Луиджи. К физиономии его словно прилипла довольная улыбка. Он наслаждался страданиями младшего брата.
Марьотто, как всегда находившийся в центре внимания, спрятал разочарование за бодрым вопросом:
— Ну и как вы все здесь оказались?
Выехали проветриться, а заодно и развязать войну-другую. — Угуччоне делла Фаджоула хлопнул Мари по спине. — Да ты куда крепче, чем мне помнится. И ты как раз вовремя. Нам нужны крепкие парни для новой кампании.
— Для какой еще кампании? — У Мари загорелись глаза. — Два года меня окружали не в меру терпимые святые отцы да придворные интриганы, так что теперь я с удовольствием повоюю.
— Пойдем в дом, — сказал генерал. — Я посвящу тебя в курс дела. Думаю, отец выделит тебе небольшой отряд.
— Разумеется, выделю, — отозвался Гаргано. — Давайте все в дом! Для вас уже готова мальвазия.
Рыцари, солдаты и пажи не заставили себя долго упрашивать. Марьотто взял Джаноццу за руку.
Об Антонии забыли. Двор быстро опустел, и девушка направилась к домику для гостей. Прежде чем идти в залу, нужно переодеться.
Она остановилась на крыльце гостевого домика. Капуллетто, совсем один, стоял у главных ворот. Он потянулся к седлу своего коня и вытащил из ножен длинный серебряный кинжал. Капуллетто долго-долго смотрел на лезвие, прежде чем приторочить ножны к поясу. Глубоко вздохнув, чтобы утишить сердцебиение, юноша зашагал к дому за своей потерянной возлюбленной и бывшим другом. Антония не смогла сдержать слез.
— Да, неловко получилось, — произнес Фердинандо. Он вернулся за Антонией.
Девушка поспешно смахнула слезу.
— Подождите немного. Я только переоденусь, и тогда можете всласть насмехаться надо мной.
Антония никак не ожидала, что на плечо ей опустится теплая ладонь.
— Вы плохо обо мне думаете, донна Антония. Каким бы я был вам другом, если бы стал насмехаться над вами в такую минуту?
Антония взглянула на Фердинандо, размазывая по щекам слезы.
— По какому праву вы называете себя моим другом?
Фердинандо пожал плечами.
— Я не претендую на столь высокое звание. Не люблю патетики, но через несколько дней мы выступаем в поход. Я просто хотел все прояснить. Прояснить… между нами. — Фердинандо несмело взял девушку за руку. — Я хочу быть вашим другом, Антония.
До чего же он был нелепый — низкорослый, шея длинная, плечи треугольником. Но ведь красота — это еще не все. Пусть Джаноцца наслаждается своим Марьотто. Есть вещи поважнее красоты. Например, ум. Или дружба.
