Капитан поклонился майору Арлеву и прошел мимо, в то время как последний обменялся быстрым взглядом с Жерменом и вернулся в свою комнату.
Три часа спустя после неожиданной встречи с графом Арлевым Гектор Лемблен, выйдя из своей комнаты, направился к помещению, которое занимал его гость.
Майор и Дама в черной перчатке давно уже встали и приветствовали Гектора Лемблена улыбкой. Капитан помолодел лет на десять. Человек, еще накануне казавшийся стариком, превратился теперь в молодого человека. Капитан хотел нравиться, хотел быть любимым. В этом состоял весь секрет произошедшей в нем перемены.
Он галантно поцеловал руку Даме в черной перчатке, пожал руку майору и сказал с грустной улыбкой:
— Я пришел загладить свою вину и поблагодарить моего доктора и мою прекрасную сестру милосердия и предложить себя в их распоряжение для отыскивания шкатулки.
— О, нет, позже, — сказала Дама в черной перчатке, бросив на капитана обаятельный взгляд, приведший его в окончательное смущение. — Вы еще недостаточно окрепли…
Гектор Лемблен ответил грустным тоном:
— Я почерпнул силу в слабости и клянусь вам, сударыня, что я войду, не колебаясь, даже не волнуясь, в комнату, где умерла моя возлюбленная жена…
— Капитан говорит правду, — заметил граф, — прилив силы всегда наступал вслед за слабостью, и нужно воспользоваться моментом спокойствия, чтобы покончить дело со шкатулкой.
— Так идемте, — сказала Дама в черной перчатке. Она встала и оперлась своею беленькой ручкой на руку капитана, вздрогнувшего от этого прикосновения. Только теперь он заметил, что одна рука молодой женщины была, как и накануне и в тот вечер, когда он встретил ее в первый раз, в черной перчатке.
— Сударыня, — сказал он ей вполголоса, когда они выходили из комнаты, чтобы отправиться в комнату, где находилась шкатулка, — позвольте мне задать вам, быть может, несколько нескромный вопрос?
— Спрашивайте, — сказала она, улыбнувшись.
— Разве у русских в обычае носить перчатки на одной руке?
Дама в черной перчатке содрогнулась, и капитан почувствовал, как дрожит ее рука, майор обернулся и резко заметил капитану:
— У каждого, сударь, есть своя тайна. Эта черная перчатка — тайна этой дамы, тайна, которой она не может открыть вам.
Капитан закусил губу, украдкой взглянул на молодую женщину и заметил, что она бледна, как смерть.
— Идемте скорее! — сказала она, ускорив шаги. Гектор Лемблен, задумавшись, вел своих гостей той же самой дорогой, как и накануне, открыл, не колеблясь, дверь и пропустил майора и Даму в черной перчатке вперед.
Накануне, как уже помнит читатель, Жермен сдвинул кровать с того места, где, по описанию генерала де Рювиньи, должна была находиться шкатулка. Капитан взял лом и молот, оставленные Жерменом прошлой ночью, и без малейшего труда вынул квадрат паркета.
Генерал сказал правду. Под квадратом было углубление, в котором должна была находиться железная шкатулка, которую капитан схватил дрожащей рукой в то время, как майор и Дама в черной перчатке внимательно следили за ним.
— Вот ваше состояние, — сказал русский дворянин своей спутнице, взяв шкатулку из рук капитана.
В шкатулке был маленький замок, а в нем торчал ключ. Майор повернул его и открыл шкатулку. Капитан с любопытством нагнулся над нею и, заглянув, вскрикнул.
Крик капитана, раздавшийся в ту минуту, когда была открыта шкатулка, не трудно объяснить.
Шкатулка была пуста! Или, вернее, в ней лежало только одно письмо вместо большой суммы денег, которую он ожидал там увидеть. Письмо с надписью крупными буквами было адресовано ему, капитану Гектору Лемблену.
Это было тем необъяснимее, что, по сообщению майора, письмо было написано двенадцать лет назад генералом бароном де Флар Рювиньи, а шкатулка находилась под полом, по крайней мере, лет пятнадцать.
А пятнадцать лет тому назад генерал, разумеется, не мог знать Гектора Лемблена, тогда еще простого подпоручика пехотного полка, и притом как мог он предположить, что подпоручик Лемблен женится впоследствии на его вдове и будет жить в его замке Рювиньи?
Однако на письме была следующая надпись:
«Г-ну капитану Гектору Лемблену в его замке де Рювиньи».
Ясно, что письмо писал не генерал; ящик, вероятно, был открыт кем-нибудь, и укравший содержимое шкатулки счел нужным написать несколько слов капитану.
Когда Гектор Лемблен вскрикнул, к нему подошла Дама в черной перчатке и, заглянув в шкатулку, увидала, что в нем было только одно письмо. От кого оно? Что в нем заключалось?
Наступило общее молчание. Все трое переглядывались и колебались. Наконец майор обратился к капитану, протянув ему письмо, к которому тот не решался прикоснуться.
— Ну, распечатайте же скорее, — сказал он ему, — и дайте нам ключ к этой разгадке.
Ужасное предчувствие сжало сердце Гектора Лемблена. Рука его дрожала, когда он брал письмо. Он едва держался на ногах в то время, когда взламывали печать, и, повернув лист бумаги, взглянул на подпись. Письмо было подписано Жерменом. Жермен, камердинер капитана, его поверенный, быть может, сообщник. Жермен, сопровождавший его всего несколько часов назад в эту комнату, вероятно, снова вернулся туда, чтобы похитить сокровище, спрятанное в шкатулке.
Капитану делалось дурно, когда он читал письмо, а майор и Дама в черной перчатке молча ожидали разъяснения загадки.
Содержание письма Жермена было следующее: «Дорогой и многоуважаемый барин!
Между нами слишком много тайн для того, чтобы вы не разрешили мне обратиться к вам в фамильярном тоне.
Вы назначили мне ренту в тысячу экю за заботливость и рвение, которые я выказал, закрыв глаза покойной госпоже Лемблен; вы обещали мне еще тридцать тысяч франков, если достигнете известных вам результатов.
О! Вы избаловали меня, дорогой и уважаемый барин, раздразнив мой аппетит. Четыре тысячи пятьсот ливров годового дохода за тайну, когда довольно было бы трех строк, написанных мною прокурору судебной палаты, чтобы предать вас уголовному суду; четыре тысячи пятьсот ливров ренты, говорю я, кажутся мне недостаточными; я предпочитаю позаботиться о себе сам.
Итак, дорогой барин, в то время как вы спите, я беру ключ от комнаты барыни, вынимаю квадрат паркета, открываю шкатулку, а в шкатулке порядочная сумма… Угадайте? Генерал поступил прекрасно, позаботившись оставить состояние своим детям. В шкатулке было на миллион процентных бумаг и чеков.
Вспомните о смерти госпожи Лемблен и о том, каким образом вы и я закрыли ей глаза.
Ваш камердинер Жермен».
Если бы земля разверзлась под ногами Гектора Лемблена, то он, наверное, был бы менее поражен, чем читая это письмо.