Отец Конрад и брат Иоанн не присутствовали на сожжении Анжелины Висконти, они отбыли в женский монастырь в сопровождении ещё четырёх монахов-доминиканцев.
Прибывший отец Конрад с отрядом инквизиторов решил проблему массового проявления сатанизма весьма просто. Он приказал своим сподручным сложить костёр во дворе монастыря и, недолго думая, отправил на него нескольких одержимых монахинь.
Остальные монахини, видя такой печальный исход дела, быстро исцелись чудодейственным образом.
Имя отца Конрада вселяло ужас в сердца людей. Родственникам девиц, преданых аутодафе, архиепископ Магдебургский направил послание, скреплённое личной печатью, с предупреждением об отлучении от церкви. Возмущений по поводу казни высокородных девиц не возникло.
Римский Папа Иннокентий IV, искоренив учение катаров[25] и вернув юг Франции в лоно истинной католической церкви, обратил свой взор на Германию, где простой люд упорно не желал верить в крещение и причастие.
Особенно католичество не приживалось в Вестфалии. Иннокентий IV регулярно получал доносы из Страсбурга от настоятеля Константина, который описывал ересь вальденсов[26] и её возможные последствия для всей «безбожной Германии».
Папа Иннокентий был крайне возмущён таким положением дел и поставил цель – наставить германцев на путь истиной веры. Для этой трудно выполнимой задачи он привлёк инквизитора Конрада, вручив ему специальную буллу:
«К великому прискорбию нашему, дошёл до нас слух, что в Вестфалии, Тюрингии и прилегающей к ней Саксонии множество лиц обоего пола, забывая о собственном спасении, уклоняются от католической веры, распутничают с демонами и разной нечистью. Эти люди заклинаниями и нашёптываниями губят младенцев в чреве матерей, урожай на полях, плоды на деревьях, домашнюю скотину и всяких животных, а также все земные произрастания: сады, луга, хлеба.
Колдуны и ведьмы терзают людей болезнями как внешними, так и внутренними, не позволяют мужчинам производить потомство, а женщинам его рожать.
Возлюбленные наши сыны Людвиг Штутгардский и Константин Страсбургский из ордена братьев-проповедников, профессора богословия, назначены в силу нашей апостольской грамоты по делам о еретическом нечестии, не могут полностью охватить всевозрастающие территории, подвергшиеся ереси. Мы волею Божьей посылаем верным сынам церкви в помощь прославленного борца с различными еретическими течениями отца Конрада, дабы вершил он справедливый суд по всей Германии.
Я, Иннокентий IV, волею Господа нашего повелеваю всем верным католикам, населяющим Германию, помогать человеку, предъявляющему сию буллу.
Наделяю отца Конрада правом совершать суд Божий над еретиками, применять пытки, нежели в таковых будет необходимость, а также заключать подозреваемых в тюрьму и вершить очищающий от скверны обряд аутодафе.
Да будет так, Иннокентий IV
8 апреля месяца, года 6750[27]»
Прочитав этот документ, отец Конрад понял, что отныне наделён неограниченными правами, получив фактически статус «свободного судьи».
* * *
Через неделю отец Конрад пересёк границу Вестфалии со стороны Бургундского королевства, где принимал участие в инквизиционном процессе в Дижоне, и приближался к Страсбургу со своим преданным сподвижником Иоанном Одноглазым. Рано утром Конрад – верхом на коне, Иоанн – на муле, въехали в город.
Первое, что сделал инквизитор, – отправился на центральную площадь города. Было девять часов утра, бойко шла торговля. Конрад принюхивался и прислушивался ко всему. Обойдя торговые ряды, Конрад заметил поодаль двух шептавшихся женщин. Он приблизился к ним, сделав вид, что выбирает капусту. К нему тут же подскочил торговец:
– Что вам угодно, святой отец, я помогу вам выбрать!
Конрад отбросил кочан, подумав: «Уж больно рьяный торговец, видать, совесть нечиста…» Пройдя мимо женщин, он уловил обрывки разговора:
– И не говори, всё богатеет и богатеет! Неспроста всё это…
– Ему нечистый помогает, – поддакнула вторая.
«Вот он город – рассадник ереси! Помоги мне, Господи, извести её под корень», – подумал Конрад, направляясь к Иоанну.
Тот, в свою очередь, тоже времени даром не терял.
– Святой отец, мы попали в гнездо нечисти. Вы только послушайте, о чём они говорят!
– Я уже слышал, брат мой. Направимся же наконец к дому отца Константина.
…Отец Константин, отслужив заутреннюю службу, пребывал дома. Он лично встретил важных гостей и воскликнул:
– Слава богу! Отец Конрад, вы здесь. Теперь я спокоен за город!
Конрад предъявил буллу, подписанную самим Папой Иннокентием. Отец Константин внимательно прочитал свиток.
– Да с ними, именно так и нужно – пытки и аутодафе! Тогда эти еретики научатся почитать Господа нашего! Я сообщу магистрату о вашем прибытии. Надо организовать специальный ящик для доносов, и найдутся порядочные люди – верные католики – и многое нам сообщат. Причём поставить его надо около ратуши и на ночь не забирать. Многие почтенные горожане, опасаясь мести ведьм и еретиков, получат возможность безопасно всё изложить в письме и доставить нам. Город кишит ведьмами.
– Хорошо, это разумно. Ну а вы, отец Константин, что думаете о тех, кто посещает ваш приход?
– Те, кто проявляет чрезмерные набожность и усердие, видимо, нагрешили много и совесть мучает. А вы знаете, отец Конрад, что Сатана коварен и учит людей делать вид, что они веруют, а на самом деле, они стоят в храме божьем и мысленно изгаляются над богослужением в угоду нечистому! – эта мысль давно приходила Константину и не давала покоя. Дай ему волю, он бы всю свою паству запытал до смерти, лишь бы увериться в чистоте помыслов.
– Да, ваш город нуждается в очищении и устрашении! – подытожил Конрад.
* * *
На следующий день по согласованию с магистратом выставили ящик для доносов около ратуши. Рядом стояли два стражника. Глашатай, читая указ магистрата, надрывался:
«Добропорядочные горожане!
Вам предоставлена возможность сообщить магистратуре о недовольствах и подозрительных вещах, участившихся в нашем славном городе. Напишите письмо, опустите его в ящик, и справедливость восторжествует!»
Перед ратушей собралась кучка народу. Иоанн – глаза и уши отца Конрада – слушал разговоры в толпе.
– Не иначе из инквизиторов кто-то пожаловал! – брякнул молодой парень, похожий на мастерового. – Делать мне больше нечего, как доносы писать. Работать будет некогда!
