Трудно сказать, добавлял ли Нгоньяма при плавке известковый флюс. Он, произнося заклинания, все время сыпал через открытый верх печи какой-то беловатый, похожий на песок порошок. Возможно, он состоял из измельченных раковин устриц и мидий с близлежащего побережья. Считалось, что это «снадобье» обладает очень сильным действием и именно от него зависит качество железа.
Чака провел в краале два дня, в точение которых помощники Нгоньямы выплавили и выковали заготовку из чистого металла, используя в качестве молотов куски гранита, а в качестве наковальни — глыбу того же камня. Затем настал черед кузнеца. С помощью железного молота он выковал из заготовки клинок. Когда работа приближалась к концу, наступила пауза. Кузнецы явно нервничали и чего-то ждали. Чаке показалось, что должно произойти нечто важное, неотвратимое. Он немного отошел от кузни и приготовился к бою. Наступило молчание, прерываемое только мирным журчанием ручья. Нгоньяма, весь напрягшись, сидел бездействуя на корточках у кузни.
И Чака понял, что тот ожидает Безымянного. Его появлению предшествовал негромкий, но жуткий вой на двух нотах, при первых звуках которого Нгоньяма привскочил, а люди его задрожали. Вой повторился на более близком расстоянии. Два подмастерья кузнеца поспешно натянули на головы козьи шкуры, их примеру тотчас же последовали двое других, стоявших у печи. Свет, исходивший от раскаленного горна, освещал фигуры первых. Они не переставали нагнетать воздух из мехов к горну, возле которого сидели, опустив покрытые головы. В близлежащем подлеске послышался шорох, за ним последовали ужасающие звуки, словно крупный хищник пожирал свою жертву, разрывая ее тело и грызя кости. Группа дрожавших, напряженно ожидавших чего-то людей почувствовала зловоние. Снова наступило молчание. Оно было мучительным для напуганных подмастерьев и подействовало даже на Нгоньяму и Чаку. Вдруг послышался хохот, от которого кровь леденела в жилах: казалось, что безумный демон наслаждается зрелищем адских пыток. Подмастерья застонали. Нгоньяма вздрогнул. Чака весь вспотел. Хохот прекратился столь же внезапно, как и начался. Наконец послышался голос:
— Чую спрятанного. Кто этот чужак, скрывшийся среди нас, и что он тут делает?
Хронисты передают, что Чака смело ответил Безымянному. Мужество молодого воина позабавило колдуна, но понравилось ому. Он предсказал Чаке великое будущее и охотно помог ему. Безымянный показался Чаке умным и сильным мужчиной среднего возраста. На плечи его был накинут каросс[44]. Поясницу закрывали полоски меха, свешивавшиеся до колен. Если не считать хвостов, скрывавших лицо, в одеянии Безымянного не было ничего необычного, что выдавало бы его страшную профессию. В правой руке он держал тяжелое копье, в левой — крепкую палицу из полированного дерева и мешок из козьей шкуры. Он принадлежал к зловещему братству инсвелабойя, что означает буквально «безволосый». Члены этого братства совершали тайные убийства, чтобы добыть человеческий жир и различные части тела, из которых изготовляли «сильно действующие снадобья». Молва гласила, что помощниками «безволосых» были чудовищные гиены, на которых они ездили по ночам, перекинув одну ногу через спину сказочного зверя, а другой отталкиваясь от земли[45]. От трения о шкуру гиены у инсвелабойя на внутренней стороне одной ноги якобы переставали расти волосы. У зулусов обычно скудный волосяной покров (к растительности на голове это не относится), но если у какого-нибудь горемыки на внутренней стороне ног совсем не оказывалось волос, его сразу же причисляли к инсвелабойя. Как правило, это приводило к гибельным для него последствиям, если только бедняга не переселялся в отдельный лес, где, по всей вероятности, действительно становился инсвелабойя. Многие кузнецы несомненно были именно «безволосыми», но, пока могли, скрывали это обстоятельство.
Нгоньяма договорился с «безволосым» о покупке нескольких предметов на выбор, причем цена и место доставки назывались иносказательно. Все, что видел и слышал Чака, производило на него сильное впечатление. В то время он был еще неопытен и не знал, к каким хитростям и обманам прибегали колдуны.
Рассказывают, что, когда инсвелабойя поднялся, чтобы уйти, он повернулся в сторону Чаки и долго и пристально его рассматривал. Заметив, что тот не обращает на это никакого внимания, он сказал:
— Ты мужчина. Я уже вижу вождя вождей. Нгоньяма сделает здесь оружие, которое проложит тебе путь к власти. Проследи, чтобы он в точности исполнил все задуманное тобой. Прощай!
И Безымянный исчез так внезапно и бесшумно, как если бы его поглотил мрак. Послышался звук, похожий на шорох лап поспешно удаляющегося животного, а вскоре издалека раздался вой гиены, вышедшей на промысел.
Работа над клинком продолжалась. Снова и снова Чака высказывал недовольство и с упорством гения настаивал на точном выполнении всех его требований. Прошла большая часть ночи, прежде чем он одобрил форму и вес клинка, а также его симметричность. Теперь оставались только окончательная отделка с закалкой и, наконец, наиболее важное — применение «самого сильного снадобья».
Перед совершением этого обряда воцарилась полная тишина: освящение клинка должно было придать оружию особую твердость и наделить его волшебными свойствами, подобными тем, которыми обладал меч короля Артура «Excalibur».
Достав «это», то есть человеческие сердце, печень и жир или то, что выдавалось за них, Нгоньяма стал произносить заклинания и не замолчал, пока клинок не раскалился в горне почти докрасна. Затем он положил «это» на гранитную наковальню, и кузнец провел клинком по останкам человека. Шипение мяса и особенно жира считалось признаком того, что духи одобрили как самый клинок, так и его будущего владельца. Разве не походило оно на шипение духов предков, когда они воплощались в неядовитых змей? Объяснения Нгоньямы показались Чаке вполне убедительными. Ведь, подобно всем своим предкам, он впитал эти верования с молоком матери. Думать иначе было бы ересью. Как только клинок охладился, шипение прекратилось, и Нгоньяма объявил, что духи удовлетворены. Доволен был и Чака. Но впоследствии этот эпизод, как и многие другие, заставил его призадуматься. После долгих размышлений он стал скептиком, а потом еретиком и открыто высмеивал многие суеверия своих соплеменников.
С окончанием колдовского действа Нгоньяма опять превратился в практичного и энергичного человека. Лес снова огласился ударами молота — это кузнец вкладывал все свое мастерство в отделку клинка. До первых петухов оставалось совсем немного времени, но Нгоньяма продолжал трудиться, пока не рассвело. Затем он принялся полировать клинок, в то время как один из подмастерьев вскарабкался на большое дерево, возвышавшееся над ущельем. С этого наблюдательного поста он увидел первые лучи солнца и сообщил об этом мастеру. «Оно (солнце) приближается!» — разнесся его гортанный крик. «Оно вот-вот появится!» — гласило второе сообщение. «Оно колет!» — объявил он наконец.
