Жаккетта, слушая баронессу, про себя возмутилась:
«Ах ты, кошелка старая! Все вы мните себя неотразимыми, а почему-то мессир Марчелло меня больше любил, чем тебя!»
Видя, что дамы, занятые беседой, про нее подзабыли, она попыталась улизнуть из комнаты.
Но Жанна (не иначе боковым зрением) увидела ее продвижение к двери и жестом заставила вернуться на место.
Процесс шлифовки восточной красавицы Нарджис продолжился.
* * *
Неожиданно для себя самой мадам Беатриса поняла, что стареет.
И сказало ей об этом не зеркало, не шепоток за спиной.
Нахальная и, на взгляд мадам Беатрисы, довольно нелепая идея взять и выставить камеристку красавицей Востока начала воплощаться в жизнь. Да еще как!
Медово-приторная, как восточные сладости, история девочки из знатной семьи, попавшей в плен к пиратам, а затем к свирепым маврам, воспитанная старушкой-соплеменницей и ставшая повелительницей гарема грозного шейха, почему-то вызвала большой успех.
Такой легковерности от римского общества баронесса никак не ожидала.
Но летний зной, придавивший город к земле, вызвал некоторое оцепенение в политической и общественной жизни.
Интриговать по такой жаре не было сил. Их оставалось лишь на то, чтобы сидеть у фонтанов и прудов в тени листвы, отложив все дела на попозже, когда жара спадет.
Сплетничать стало почти не о чем, и подвернувшаяся история красавицы графини, сбежавшей из гарема и прихватившей с собой любимицу шейха, была принята охотно.
Тем более что, оказывается, зоркие глаза замечали Жанну на улицах Рима в сопровождении девушки, с головой завернутой в белое арабское покрывало.
Мадам Беатриса поняла, что постарела душой.
Ведь лет двадцать назад она с легкостью закручивала еще и не такие интриги и ввязывалась в лихие авантюры. А теперь пришел опыт, но задор молодости ушел.
Мадам Беатриса, как умная женщина, не стала долго грустить, а постаралась вспомнить о чем-нибудь приятном…
Например, о том, что осенью она поедет в Гиень и завернет в замок Монпезá. И встретится с мессиром Марчелло.
* * *
Жаккетта в который раз пожалела, что родилась на божий свет.
Жанна взялась за нее не на шутку и лепила из камеристки подобие знатной дамы самым беспощадным образом.
Для начала она практически лишила начинающую звезду гарема еды.
По меркам Жаккетты — обрекла на голодную смерть.
— У знатных дам таких толстых задниц не бывает! — безапелляционно заявила Жанна. — Будешь голодать, пока не похудеешь.
— Я не похудею, у меня кость широкая! — слабо вякнула Жаккетта, которой сразу безумно захотелось есть.
Жевать, жевать, жевать без остановки! Что угодно, лишь бы съедобное!!!
Но предаваться мечтам об утраченной пище Жанна не дала.
Оставив без внимания лепет камеристки, Жанна запустила в нее своим синим платьем, которое так раскритиковала баронесса.
— Надевай!
Жаккетта, закусив губу, стала натягивать платье госпожи на себя. Платье не натягивалось.
Жаккетта, думая о несъеденных обедах, завтраках и ужинах, о матушкиных пирогах и булочках тетушки Франсуазы, о доброй госпоже Фатиме, которая сказочно кормила ее в своем домике, механически удвоила усилия.
Платье сдалось, но облепило Жаккетту, как тисками. Даже полностью расшнурованное, оно было безнадежно узким и длинным.
Жанна в это время что-то искала в своем новом ларце.
— Надела? — спросила она, не оборачиваясь. — Пройдись!
Жаккетта добросовестно, не за страх, а за совесть, шагнула.
Платье лопнуло на спине и на бедрах.
Услышав треск материи, Жанна оглядела переминающуюся с ноги на ногу Жаккетту, окончившее на ней в муках свой земной путь платье и, вздохнув, сказала:
— Ладно, снимай…
Задача выстругать из Жаккетты обольстительную восточную красавицу вдруг показалась ей очень и очень тяжелой.
* * *
После такого угрожающего поворота событий Жаккетта всерьез обеспокоилась собственным здоровьем и решила бороться за жизнь.
Ночью, когда весь дом отошел ко сну, она тихонько встала и бесшумно оделась.
На цыпочках прокралась мимо спящей Жанны, раскрыла окно — и была такова!
* * *
В веселом городе Риме было много местечек, где всякий разный люд веселился до утра, как желала душа и мог кошелек.
В одну такую харчевню и ворвалась ураганом крепко сбитая девица в коричневом платье, причесанная так, что волосы плотно закрывали уши и шею.
Один из компании гудящих здесь второй день студиозусов двинулся к ней, намереваясь пригласить к своему столу.
Но девица лишь зыркнула синим глазом и легонько двинула плечом, даже не замедляя шага. Нетвердо стоящий на ногах кавалер отлетел в сторону, как от удара.
Девица уселась за свободный столик, всем своим видом показывая, что без драки это место не уступит и вообще советует близко не подходить.
Это было интересно, и гости заведения стали посматривать в ее сторону. А посмотреть стоило.
Где при помощи энергичных жестов, где — отдельными словами, отдаленно напоминающими итальянские, Жаккетта быстро договорилась со служанкой, и на столе перед ней стали возникать долгожданные кушанья.
Даже скромных средств хватило на похлебку, жаркое и рыбный паштет. И маленький кувшинчик вина тоже.
Жаккетта работала челюстями без малейших остановок. И похлебка, и жаркое и паштет очень недолго задержались на столе. Посуда из-под них блистала ослепительной чистотой.
…Сметя все со стола, Жаккетта мрачно оглядела сидящих в харчевне, сыто рыгнула и такой же ураганной походкой удалилась.
* * *
Забираться обратно оказалось сложнее, чем покинуть дом. Ноги пытались съезжать с завитушек и узких карнизов. Лишний шум был крайне опасен, и в любую минуту на улице могли появиться прохожие, однозначно истолковавшие бы маневры Жаккетты на стене дома.
Но зато довольно урчал сытый живот, хотелось сладко поспать.
И жить было куда веселее!
* * *
Ночной поход в харчевню очень поддержал Жаккетту и морально, и физически.
Но пускать на самотек проблему своего питания и зависеть от случайностей ночных вылазок она не собиралась.
Заботясь о себе, Жаккетта встала пораньше, пока и Жанна, и баронесса смотрели приятные утренние сны. Действуя, как заправский неуловимый ассасин Горного Старца, она осмотрела все апартаменты госпожи де Шатонуар и в лабиринтах соединяющих этажи лестниц нашла то, что искала: неприметный, но вместительный закуток.
