— Тамплиеры! Дорогу мужчинам, которые плюют на превосходство неверных! Которые не дрожат от страха и не пытаются сбежать на ближайшем корабле! — проревел квартирмейстер наседавшей на него толпе и приказал своим матросам использовать дубинки, если толпа сию же минуту не сделает прохода для тамплиеров. — А ну, живее! Или отведаете палок! Дорогу храбрецам Аккона, которые надеются на Бога и не сдают врагу ни пяди, пока другие удирают во все лопатки и думают лишь о своих жизнях и о своем барахле!
Толпа на причале расступилась перед Герольтом и Морисом, подобно Красному морю перед Моисеем во время бегства из Египта. Оба тамплиера подумали об одном и том же: если бы каждый способный к бою мужчина взял в руки оружие и отправился на защиту города, султан эль-Ашраф Халил вместе со своим войском сломал бы хребет о стены Аккона.
Квартирмейстер на сходнях поприветствовал тамплиеров, уважительно выслушал их и отвёл в каюту капитана Деметриоса. Капитан забрал у них письмо и спрятал его в укромное место.
Чуть позже рыцари уже сидели в таверне Алексиоса. Грек славился на весь город тем, что выставлял гостям только лучшие вина своей родины. По словам хозяина, торговля шла плохо. Таверна действительно была почти пуста.
— В такой день люди не думают о благословенных каплях, аромат которых сулит языку райское наслаждение. Они забывают и о том, что это обещание сбывается драгоценным ангельским огнем в горле и желудке, — пожаловался низенький человечек с толстыми мясистыми губами и кустистыми бровями, ставя на стол первый кувшин. — А те, кто сидит сейчас в дырах за дешёвым пойлом, не хотят думать, что они заливают несчастье бурдой, которая пожирает их кишки и топит их мозги в коварной гнили. Что же мне делать? Бочки в моих подвалах мне спрятать больше негде. Даже если бы я мог за это заплатить!
— Мне бы твои заботы, Алексиос. — Морис придвинул к себе кувшин. — Но, если ты хочешь смыться вместе со всеми и не знаешь, куда деть вино, мы охотно тебе поможем.
— Спасибо тамплиерам за совет! Не успеешь сделать запасы, как все твое добро разграбят и ты — нищий!
Алексиос страдальчески закатил глаза, поднял ладони в знак покорности судьбе и исчез в закутке, из которого приносил вино.
Едва Герольт и Морис сделали по первому глотку красного вина из своих глиняных кубков, к ним подошел Тарик. Он сел за стол напротив них и, не дожидаясь, пока трактирщик принесет ещё один кубок, поднес кувшин к губам и отхлебнул из него.
Глаза Мориса поползли на лоб.
— За твое здоровье, Тарик эль-Харим-ибн-Как-Тебя-Там, — сказал он и недовольно продолжил: — Но тебе не пришло в голову подождать, когда Алексиос принесет ещё один кубок?
Алексиос уже мчался к столу тамплиеров с третьим кубком в руке.
— …Ибн-Сулейман-аль-Бустани, — поправил Тарик. — А что касается скорости, с которой я схватил кувшин, я, дорогой брат по ордену, просто не был уверен, что ты удостоишь меня хотя бы капли вина. Во всяком случае, мы ведь «помогли тебе в битве» совсем немного, если я верно повторяю твои слова.
Герольт рассмеялся: язвительные слова левантийца он счёл более чем справедливыми.
Морис покраснел.
— Только не надо, друг, взвешивать на ювелирных весах слова, брошенные в пылу сражения! — смутился он. — Да, должен признать, что слова я, возможно, выбирал не очень ловко.
— Ну, мне твой выбор слов неловким совсем не кажется, — возразил Тарик эль-Харим, делая следующий глоток. — С их помощью ты произвёл сильное впечатление на прекрасную Беатрису. Какая девица не даст спасти себя от верного позора и смерти такому рыцарю-герою! Который, к тому же, один одолел семерых и обратил их в бегство. Мы ещё благодарны быть должны за то, что от твоей славы немного перепало и нам.
Герольт рассмеялся.
— Верно! А о пыле сражения-то вообще и речи быть не может! Если честно, мне кажется, что при виде этой красавицы на тебя напал совсем другой пыл. Который мало соответствует обету нашего ордена!
Морис переводил свирепый взгляд с одного товарища на другого. Но всё же он решил, что лучше не увёртываться от язвительных замечаний и не искать для себя лазейки.
— Ну ладно, сдаюсь. И добавляю, что, будучи восхищён женской красотой, соблазнился возможностью выставить себя в особо выигрышном свете и… И недооценил ваше участие! — сказал он с кривой улыбкой.
— Мудрые мужи пустыни говорят. «Лишь в твоей стране ищу сокровенную любовь. Не достойно человека прятать свет в других краях», — рассмеялся Тарик эль-Харим.
— Многие слабости, полученные от рождения, не могут исчезнуть сразу, как только даётся обет, — робко согласился Морис.
— Воистину так! — сказал Герольт. По его мнению, смеха за счёт француза было уже слишком много. Он поднял кубок и торжественно произнёс: — Пьём за это и за нашу общую победу!
Тарик эль-Харим охотно последовал совету Герольта и чокнулся с ним.
— Воистину, легче гору перетащить на толщину волоса, чем освободиться от самого себя и своими же силами.
— Ещё одна мудрость с родины твоих предков? — спросил Морис, втайне радуясь возможности отвлечь внимание товарищей от своей особы.
— Да, — ответил Тарик эль-Харим.
Между тем никто из них не заметил двух слепых туркополей, вошедших в таверну и севших за спинами тамплиеров в тёмном углу.
— Расскажи, наконец, как ты стал тамплиером, — попросил Морис, — если, конечно, наше любопытство тебя не очень затрудняет.
— Совсем не затрудняет. Но это довольно длинная история.
Морис пожал плечами.
— Ну и что же! Подвал грека полон вина, которое должно быть выпито. Мы внимательно слушаем, Тарик эль-Харим Ибн-Сулейман-аль-Бустани! — Морис сделал ещё один глоток из пузатого кубка и с выжиданием посмотрел на левантийца. — Где же родина твоих предков, о знаток мудрых изречений пустыни?
Герольта история жизни левантийца интересовала не меньше. А вино было слишком прекрасно, чтобы думать о том, как бы поскорее его выпить.
— Она находится на Ниле, в Египте, — начал Тарик эль-Харим не без гордости в голосе. — Большая часть рода моего деда происходит из Аль-Кахиры и его окрестностей.
— Каир! — удивлённо воскликнул Морис и ехидно заметил: — Смотрите: мы имеем дело с выходцем из народа фараонов и солнцепоклонников! Скажи-ка, ведь в тебе течёт и кровь бедуинов?
— Да, и этим я особенно горжусь. Ведь бедуины — это рыцари пустыни, — сказал Тарик эль-Харим. — Но мои предки уже несколько веков принадлежат к христианской части населения. Когда-то мы составляли большинство, но в ходе насильственного обращения арабов в мусульманство оказались в меньшинстве. Вам должно быть известно, что копты[17] и верные Риму христиане, несмотря на жестокие гонения и вспышки резни, все ещё живут во многих частях арабского мира.
