Но где-то в глубине, подспудно Пир Карам-шах все меньше считался с интересами империи, когда это начинало мешать его сокровенным замыслам. Беспощадно подавляя малейшее проявление национально-освободительных движений в Северной Индии, приводя жесточайшим террором в повиновение туземцев, он искал и находил сочувствие и поддержку в среде мелких князьков, шахов и прочих феодалов. Он играл на самых низменных инстинктах, рассыпая золото и в то же время всячески раздувая шовинистические чувства превосходства так называемых «сильных, благородных» племен над «слабыми, низшими». Сильные, ведшие свое происхождение якобы от самого Александра Македонского, имеют право давить и притеснять слабых. Сильные имеют исконное право захвата и ограбления территорий слабых. Он всячески раздувал жадность и звал к завоеванию жизненных пространств оружием. Внушая, что война — естественное состояние людей, он прокладывал себе дорогу в будущее, надеясь вовлечь как можно больше воинственных горцев в предстоящее нападение на советские границы.
И сейчас, сидя в захудалом, полунищем Мастудже, вождь вождей выполнял «миссию» представителя высшей, сильной расы господ и готовил величайший в своей жизни акт — захват гигантских пространств в центре Азиатского материка. В планах лондонских кругов эта операция рассматривалась как образование некоего «цветного доминиона» Великобритании. Но сам Пир Карам-шах шел в своих замыслах несколько дальше. Он замыслил насаждать в новом государственном образовании фашистские порядки корпоративного государства. Правда, он до сих пор нигде и никогда вслух не произнес слово «фашизм» или, вернее, «азиатский фашизм». Даже в переписке с сэром Освальдом Мосли и леди Астор, которые смотрели на Пир Карам-шаха как на будущего фюрера Англии, о фашизме говорилось довольно туманно. Речь шла о необходимости «твердой руки» в управлении новыми территориями, установлении единоличной диктатуры.
А в самых сокровенных тайниках души в этом «азиатском фашизме» вождь вождей отводил немалое место и себе лично. Его ничуть не смущало, что его намерение стать единоличным правителем Бадахшано-Тибетской империи идет вразрез с интересами Великобритании. Но он настолько привык возвеличивать себя н свою роль на Востоке, что решил не останавливаться в своем неуемном честолюбии ни перед чем. К тому же все это представлялось еще в туманной дымке. Но так или иначе предстояли грандиозные дела, фантастические перемены.
В таком состоянии нервного напряжения безвестность, ожидание мучительны. Проклятие он призывал на погоду, на снег, на перевалы, на Ибрагимбека.
Ибрагимбек в Мастудж не приехал. Весть о всадниках на перевале оказалась ложной.
Мысль — это рыба на дне
души, её eщё надо поймать.
Тибетская пословица
Именно здесь, в Мастудже, в забытом горном селении, и предполагал Пир Карам-шах в торжественной обстановке встретиться с самим командующим исламской армией Ибрагимбеком. Пусть его дожидаются генералы в Дакке. Нечего ему туда ехать. Свидание и переговоры состоятся здесь.
С помпой и торжеством вождь вождей намеревался вручить Ибрагимбеку великолепный подарок — оружие, боеприпасы, батареи горно-полевых орудий — и тем поразить его воображение. Оснащенные таким невиданным количеством винтовок, патронов, пулеметов, пушек, шайки локайцев и прочих басмачей действительно превратятся в настоящую ударную армию. Тогда и переговоры Пир Карам-шах проведет с Ибрагимбеком лично, и вся честь успеха будет принадлежать ему одному. А штабным останется хлопать ушами.
А он — вождь вождей — своего добьется. Он в срок добрался до Мастуджа. Он не щадил ни лошадей, нн людей. Он заставил жителей горных селений часами сто-ять но грудь в стремительном ледниковом потоке и держать на плечах зыбкий помост из хвороста. По нему перетаскивали на руках многопудовые вьюки с амуницией и переводили дрожавших от страха коней. Какое ему дело до носильщиков? Неважно, сколько из них схватили горячку, заболели воспалением легких, а может быть, уже закопано на кладбищах.
Пир Карам-шах не испытывал сожалений от того, что пришлось стрелять в доб-родушного старейшину в долине Хунзы. Не упрямься! Не обижайся, если у тебя из конюшни забрали коней. А размахивать карабином и щелкать затвором в своем присутствии Пир Карам-шах никому не позволит. Перекошенное агонией лицо старосты так и стоит перед глазами. И даже не лицо. а дергающаяся в седеющих завитках бородка да изборожденный морщинами лоб, едва освещенный пламенем костра.
На память приходит всякая чепуха. Еще начнутся угрызения совести. Такие чувства Пир Карам-шах отбрасывал.
Пустяки. Староста не первый и не последний из тех, кто посмел встать на пути великих замыслов.
Тогда чего же он вспоминает о трех здоровых, розовощеких канджутцах, которых заставили лезть на покрытую наледью скалу и исправлять сплетенный из хвороста настил? Парни, даже не вскрикнув, исчезли в клубящейся густым туманом бездне. Храбрые Сил и воины. Но каких жертв не требует великая империя!
Главное сделано. Он приехал. Он здесь, в Мастудже. Он сидит по-турецки на войлочной подстилке в задымленном каменном сарае, именуемом дворцом — резиденцией царственного правителя княжества Мастудж.
Перед Пир Карам-шахом, почетным гостем и полномочным представителем Британии, расстелен просаленный шерстяной, но парадный дастархан-суфра с расписной глиняной и резной деревянной, тоже парадной, посудой, стопками темных ячменных лепёшек-чаппати, мисками варенных вкрутую яиц, грудами сушеного горного урюка и тута. В китайской потрескавшейся чашке соблазнительно белеет халва-бахеи из вареной пшеницы с миндалем на сахаре. Такое роскошное угощение — предел желаний и возможностей. Его подают только царственным особам.
Сам Гулам Шо, царь, вассал могущественной британской империи — длинный, угловатый, в помятом бухарском халате из парчи — самолично прислуживает гостям, подливает в грубые глиняные шершавые пиалушки «бахсум», отвратительный на вкус, но пьяный напиток из проса.
Царь смутно представляет, до чего важны предстоящие совещания и решения, которые предлагается принять под кровлей его прокопченного «дворца», прилепившегося над бездной к крутому боку гигантского хребта, за которым на севере громоздятся пики советского Памира.
