– Да заметил я, Петька. Вот и коней мы лишились, а дела не поправляются. Жаль Алмаса. Неделю уговаривал и упрашивал меня батя-то твой уступить его ему. Уговорил. А теперь я покоя не нахожу себе.
– Да, жалко коней, особливо твоего.
– А ты знаешь, Петька, что-то мне не очень нравится, что немчура к нам повадилась на двор, не к добру это. И каждый раз отец твой после таких гостей мрачнеет все больше. Чего они хотят от него, а? Может, подглядеть да подслушать их байки, а? А то от твоего отца мы так ничего и не узнаем – не скажет ведь.
– Да как же это, Гарданка? Совестно, грех ведь это! – со страхом отозвался Петька и с подозрением глянул на друга.
– Иногда и такое не грех, а польза для нас и отца. Может, помощь какая нужна, а он и не смеет просить-то. Давай, не трусь. Обмозгуем это дело, и как только немцы появятся, так и приступим. Соглашайся, а то сам возьмусь, чего мне-то опасаться?
Петька задумался. Ему было страшно, но в словах Гардана могла быть заключена разгадка, и ему было очень любопытно узнать ее. Он было собрался ответить, но голос Гардана вывел его из задумчивости:
– Эй, зевака! Тащи, подсекай! Упустишь!
Петька испуганно вздрогнул, но отреагировал быстро и рванул удочку в сторону. Блеснув серебром, рыбина плюхнулась на дно лодки, разбрызгивая скопившуюся там воду. Радостные голоса ответили последним усилиям рыбы вырваться на свободу.
– Хороша рыбка, – ворковал Петька, высвобождая крючок из пасти. – Теперь и домой возвращаться можно, правда, Гарданка? – Глаза его блестели довольством и радостью.
– Погодь, а я ж как? Мне негоже отставать, надо и мне словить свою последнюю. А ты пока прибери тут и весла разбери и приготовь.
– Ага! – И Петька начал неторопливо готовиться к возвращению. Потом повернулся к Гардану и сказал: – Ладно, Гарданка, я согласен. Поглядим, как можно это сделать. – Но в душе он был не согласен с таким решением, это претило его натуре, особенно в отношении к отцу.
Ребята замолчали, уставившись один на поплавок, другой на корабль, заметно приблизившийся к ним. С одной из башен Нарвы грохнул вдруг пушечный выстрел, и Петька обернулся, высматривая облачко дыма. Заметил, понаблюдал за тем, как его быстро отнесло вверх по течению, и посмотрел на корабль, ожидая ответного дымка и грома. Они не заставили себя ждать. От борта выплеснулось сизое облачко, заволокло бушприт, потом донесся ослабленный расстоянием звук выстрела.
На лице Петьки появилась довольная улыбка. Он повернул голову к Иван-городу. Там тоже стояли у пристани корабли, но их было меньше, да и сами они выглядели не так внушительно и красиво, как те, что стояли у причалов Нарвы.
Он вспомнил, что Ливонская война окончилась не так и давно, что и сейчас всюду еще видны ее следы, а по городу носились слухи, что царь Иван готовит рати для продолжения войны. Городской воевода свирепствовал в вылавливании вражеских лазутчиков. Купцы роптали на притеснения в торговле на Балтике, постоянно поглядывали в сторону вольной Нарвы и все чаще прибегали к услугам тамошних купцов. Однако и Ливонский орден чинил препоны в торговле, и все это сильно накаляло страсти в обоих городах-братьях.
Петьку вывел из размышлений радостный возглас Гардана, поймавшего-таки на свой крючок небольшую рыбу. Уговор был выполнен, и ребята, не раздумывая, заторопились домой. Голод основательно терзал их молодые, жадные желудки, да и дела не ждали.
Они навалились на весла, и вскоре нос лодки выскочил на илистый берег. Ребята втащили ее повыше, привязали к столбику и, взвалив на спины мешок с рыбой, удочки и весла, заторопились вверх по откосу.
До полудня время прошло быстро, они едва успели все обдумать и приготовиться, как пожаловал очередной заморский гость в камзоле, узких штанах, обтягивающих тонкие ноги, и в берете огромного размера. Вначале ребята хихикали, глядя на таких красавцев, потом попривыкли и даже в некотором роде признали удобство кое-каких немецких одежд.
Гость уверенно прошествовал в лавку Сафрона, прикрыл за собой поплотней дверь, отгородившись от мира, а ребята поспешили к лазу, устроенному на скорую руку. Тот вел на полати, где они успели проковырять в щели между досок крохотное отверстие. В него ничего не было видно, зато можно было лучше расслышать то, что говорится в помещении лавки.
– Ты оставайся снаружи, – шепнул Гардан Петьке, – а я полезу наверх. Сторожи, если что, дай знать. – И Гардан юрко протиснулся в лаз между досок, оставив вздыхающего Петьку во дворе.
Петька сильно волновался, озирался по сторонам и отчаянно делал вид, что обдумывает какое-то дело. Он совсем не мог притворяться, знал это и частенько сердился на себя за такое.
Холщовая рубаха вспотела от напряжения, босые ноги нетерпеливо скребли землю, но успокоить душу он не сумел и продолжал ждать, когда Гарданка появится и расскажет об услышанном.
Но прошел почти час, прежде чем немчин покинул лавку. Спустился к другу и Гардан, весь в испарине и с мусором на голове, блаженно щурясь на солнце и отдуваясь. Петька кинулся к нему с нетерпеливым вопросом:
– Ну что?! Не тяни!
– Не запряг, так что не нукай, дай передохнуть, а то все затекло в той духоте и тесноте да пыли.
– Гарданка, ну скажи же, узнал ты что-нибудь? – В голосе Петьки уже звучали плаксивые нотки, и Гардан засмеялся, с превосходством зрелого мужа оглядывая своего приятеля.
Они поспешно скрылись в сарайчике, стоявшем в глубине двора. А усевшись на ворох старой соломы, Гардан сказал, необычайно посерьезнев ликом и понизив голос до шепота:
– Плохи дела, Петька. Прижали твоего отца проклятые немчины.
– Как это прижали? За что?
– За что, не знаю, однако же отец твой должен добывать какие-то сведения для немцев на воеводском дворе. Видать, хотят знать ливонцы, что затевает царь, а воевода-то должен царевы планы знать. Вот и кумекай. Стало быть, Сафрон у них на крючке и малость трепыхается, да, видать, не сорваться ему с того крючка.
– С чего бы такое случилось? – вопрошал Петька, замирая от страха и негодования.
– А это мне тоже довелось услышать. Немчин говорил, что пришли к ним два мужика, Филька да Степка…
– Так это те, которые в Яме между собой разговаривали. Филька еще с тятьки денег тогда требовал, – перебил друга Петька. – Стало быть, выследили они нас.
– Стало быть, так, они, скорее всего, это и есть. Так вот, Филька за деньги и рассказал немцам про то, что отец твой из Новгорода беглый, что вы царева человека убили. Немчин грозился отца твоего к воеводе свести, а Сафрон все больше мялся, изворачивался, однако дал согласие. Немчура и тебя вспоминал, чем-то стращал отца. Я не все разобрал, но так думаю, что недоброе он замыслил. Тятька твой пугался, уговаривал, да немчура не отставал, требовал сведений.
