– Благодарю вас! – после некоторого молчания промолвил Шаверни. – Все это настолько невероятно, что, скорее всего и есть чистой правдой.
– Я сбросил вам в камеру записку, – продолжал Лагардер. – Там на носовом платке нацарапано несколько слов кровью. Вы не сможете передать это послание госпоже принцессе де Гонзаго?
Шаверни отрицательно помотал головой, одновременно поднимая платок, чтобы понять, как такая легкая тряпка могла нанести такую мощную оплеуху. Увидев в нем кусок штукатурки, маркиз тихо проворчал:
– Ничего себе спаситель: уберег от того чтобы утопили, а потом сам каменюгой едва не проломил череп! Однако, до чего же крепок был мой сон: взяли дома, приволокли сюда, и я ни разу не проснулся.
Маркиз отряхнул платок от мусора и, аккуратно сложив, положил в карман.
– Так вы беретесь мне помочь? – повторил вопрос Лагардер.
Шаверни утвердительно кивнул.
– По всей вероятности, сегодня вечером меня казнят, – а потому нужно спешить, если поблизости у вас нет никого, кому вы могли бы доверить, сделайте то же, что сделал я: проковыряйте в полу дыру и попытайте удачи у того, кто заключен этажом ниже.
– Каким инструментом вы действовали? – спросил Шаверни.
Лагардер сбросил к ногам маркиза испачканную мелом и строительным мусором шпору. Тот ее поднял и тут же приступил к делу, и по мере того, как из его головы выветривался хмель, во все большее негодование приходил он от того зла, которое намеревался ему причинить Гонзаго.
– Если мы с тобой сегодня не посчитаемся, говенное сиятельство, – рычал он, – то уж не по моей вине!
Он работал с таким усердием, что, расковырял дыру в двадцать раз большую, чем требовалось, чтобы сбросить платок.
– Вы слишком шумите, маркиз, – сверху заметил Лагардер. – Остерегайтесь, чтобы вас не услышали в коридоре.
Шаверни крушил камни, штукатурку, дранку; исцарапал в кровь руки.
– Пресвятая сила! – воскликнул находившийся в камере этажом ниже Кокардас. – Что там еще за танцы такие наверху?
– Должно быть, кого-то душат удавкой, и бедняга сопротивляется, – ответил брат Паспуаль, которого сегодня с утра одолевали лишь мрачные мысли.
– Да уж, – согласился Кокардас, – тут хочешь, не хочешь, затанцуешь. Но мне думается, что там какой-нибудь буйный помешанный, которого сюда забросили перед отправкой в Бисетр.
В это мгновение над головами гасконца и нормандца раздался глухой удар, потом послышался треск и на пол обрушился кусок потолка. Из-под упавших между друзьями обломков взметнулось густое облако пыли.
– Будем уповать на милость Господню, – со смирением произнес Паспуаль. – Ведь у нас нет оружия. Видно сейчас нам придется невесело.
– Не мели вздор! – ответил гасконец. – Они войдут в дверь. Вот те на! Это еще что за явление?
– Эй там внизу! – крикнул маленький маркиз, просунув голову целиком в отверстие на потолке. Кокардас и Паспуаль одновременно посмотрели вверх.
– О! Да вас там двое! – с радостью заметил Шаверни.
– Как видите, господин маркиз, – ответил Кокардас. – Но что значит это разрушение, разрази меня гром?
– Подстелите под дыру соломы. Я прыгну.
– Ни ни ни. Извините, но нам здесь и вдвоем не шибко просторно.
– Кокардас тому же тюремщикам, когда они сюда заглянут, ваше перемещение, вряд ли придется по душе. А заодно и нам достанется, – прибавил Паспуаль.
Шаверни тем временем, знай себе расширял дыру.
– Эх, крапленый туз, – проворчал Кокардас. – Вот угораздило меня попасть в такую тюрьму!
– Да уж. Называется Новая башня, а на самом деле лишь труха и гнилье! – высокомерно поморщившись, согласился Паспуаль.
– Солому! Солому! – нетерпеливо выкрикивал Шаверни. Мастера клинка не шевелились, и тогда маркиз, понизив голос до шепота, произнес одно слово: – Лагардер!
Вскочив, будто ошпаренные, гасконец и нормандец подтащили под отверстие солому.
– Что, он там вместе с вами? – спросил Кокардас.
– Или просто вам что-нибудь о нем известно? – прибавил Паспуаль.
Вместо ответа Шаверни просунул ноги в дыру. Маркиз был не толст, но его бедра все-таки застряли в отверстии с неровными шершавыми краями. Таким образом, он наполовину оказался в верхней темнице, наполовину – в нижней. Чтобы выбраться из-западни он пыжился, дергался, помогая себе крутыми выражениями, почерпнутыми в Испании. Кокардас, глядя на то, как он остервенело дрыгает ногами, принялся смеяться. Более предусмотрительный Паспуаль подошел к двери и прислушался. Туловище Шаверни хоть и медленно, но опускалось.
– Солнце мое! – окликнул Кокардас Паспуаля. – Давай скорее сюда. Видишь, парень вот-вот свалится. А здесь достаточно высоко, чтобы поломать ребра.
Брат Паспуаль прикинул на глаз расстояние от пола до потолка и рассудительно заключил:
– Да, высота вполне подходящая, чтобы при падении он нам с тобой что-нибудь сломал или отбил, если мы конечно унизимся до того, чтобы служить ему матрасами.
– Экий, ты осторожный, братишка, – Кокардас укоризненно поглядел на Паспуаля. – Он же тщедушный.
– Тщедушный или нет, а если загремит с пятнадцати футов…
– Крапленый туз! Золотце мое, ведь он же действует от имени Маленького Парижанина. Неужто, тебе уши заложило? Давай живо ко мне.
Больше Паспуаля уговаривать не потребовалось. Оставив дверь, нормандец подбежал к Кокардасу и они над ворохом соломы, сцепив руки мостиком, приготовились к встрече. Через мгновение с потолка послышался треск, фехтмейстеры закрыли глаза и тут же несильно стукнулись друг о друга лбами. Этому поспособствовал рухнувший на их натянутые гамаком руки маленький маркиз. Все трое, осыпанные известкой, штукатуркой щепками от дранки и целым облаком бурой пыли повалились на пол. Первым пришел в чувство Шаверни и, стремительно вскочив, со смехом принялся отряхиваться, напоминая выбравшегося из воды пса.
– Аврора вы оказывается ребята, что надо! – похвалил он гасконца и нормандца. – При первой встрече вы мне показались сущими висельниками. Ну, ну. Не сердитесь. Это я любя. Давайте лучше взломаем дверь. Втроем наверняка ее одолеем. Сделаем ей «Раз-два-гоп!» Свяжем тюремщиков, отнимем ключи и бежим; – бежим, пока не поздно!
– Паспуаль! – сказал гасконец.
– Да, Кокардас! – ответил нормандец.
– Ты находишь, что я похожу на висельника?
– А я, – косо поглядывая на грохнувшегося с потолка маркиза, промолвил Паспуаль, – впервые в жизни слышу подобную бестактность!
– Эх, крапленый туз! – махнул рукой Кокардас. – Парень ответит нам позднее, когда мы отсюда выберемся. А пока что мне его предложение по душе. Выломаем эту проклятую дверь, серп ей в жатву. Ну-ка навались!
