Ребята Картуша — как и приятели Фанфана — ждали на улице до тех пор, пока не поняли — затея Фанфану удалась. Договорились встретиться на том же месте в семь утра, когда начнут выходить женщины и с ними вместе торжествующий Фанфан.
И вот в условленное время все собрались там, сгорая от любопытства. Картуш уже сказал своим, что Фанфан с его отвагой несмотря на возраст, им сможет здорово пригодиться, — когда вдруг ко всеобщему удивлению на монастырском дворе раздался бой барабана.
— Что это будет, если сестры-монахини начнут бить в барабан? — заметил Гужон Святому Отцу и Николя Безымянному, которые согласно кивнули. — Но что там происходит?
Створки ворот со скрипом начали расходиться — и открывал их драгун! Теперь соберемся с духом, чтобы перенести зрелище ужасных мучений, которые предстоят Фанфану по приказу мсье де Рампоно, соберемся духом вместе со всеми, кто смотрит с улицы с друзьями и знакомыми Фанфана, и начинавшими собираться прохожими, со всеми, кто таращит глаза при виде зрелища: во дворе драгуны выстроены в две шеренги, и барабан бьет не переставая, как при экзекуции. И это вправду экзекуция: вот появляется Фанфан в прелестном платьице мадам Аймер, выходит из дверей, в которые проскользнул десять часов назад. Ночь он провел, прикованный за ногу к одной из коек. И два драгуна держат его за руки, ведут — почти несут — на середину двора.
На улице толпа прибывает, знакомые и незнакомые спрашивают друг друга, что все это значит. Вот появляется полковник де Рампоно, за ним его адъютант несет стул, который ставит возле Фанфана и полковник водружает на него свой широкий зад. Драгуны, оторвав сопротивляющегося Фанфана от земли, ловко кладут его полковнику на колени. Тот левою рукою крепко и больно захватывает его шею и под торжественный бой барабана начинает порку. Пятьдесят ударов по голому заду! От унижения и бессильной ярости Фанфан ещё до окончания экзекуции теряет сознание, но с той поры полковник навсегда остался в его памяти!
***
Что, собственно, произошло?
А вот что: за два дня до этого из-за трех случаев оспы, обнаруженных у августинок, приют по повелению префекта полиции был закрыт. Сделано это было ночью и втихую, чтоб не нервировать обывателей. Августинки и их подопечные нашли приют на рю де ла Барр, в монастыре кармелиток. А ночью группа санитаров там провела дезинфекцию, обильно все залив уксусом, — вот этот запах и почувствовал Фанфан при входе.
Картуш после экзекуции молча вернулся в сопровождении своей банды на свою штаб-квартиру в кафе "Л'Эпи Нуар" у площади Бастилии. Истерический смех Пастенака привлек его внимание.
— Скажи мне, Пастенак, — приветливо спросил Картуш, вернувшись в кафе, — ты знал, что вместо святых сестер там окажутся драгуны?
— Я слышал, как об этом говорил один сержант-квартирьер в кабаре "Де ла Селетт". Им нужно было на одну ночь разместить драгун, что проходили через Париж, направляясь на север, вот и решили поместить их туда, пока сестры-монахини не вернулись, — ответил этот осел, горевший желанием ошеломить слушателей и упивавшийся сознанием, что месть его свершилась.
— Но я вел речь о ночи в постели с девицами, а не с драгунами! сказал Картуш, все также любезно, и поскольку человек он был немногословный, слова свои закончил тем, что огромным кулаком заехал Пастенаку в челюсть, лишив того ещё трех зубов, потом, схватив его за штаны, вышвырнул из кафе "Л'Эпи Нуар" и тем самым — из своей банды. Пастенак, хныча, исчез в парижских закоулках, и неизвестно, доведется ли нам с ним ещё встретиться.
Фанфан узнал о выказанной Картушем симпатии из письма, который гордый главарь продиктовал платному писцу. К письму были приложены тридцать ливров. Эта симпатия и деньги Фанфана несколько утешили, но травма нанесенная его ягодицам, сказалась и на его душе, лишив былой уверенности в себе, так что из дому он не выходил два месяца — все ждал, пока забудет и он сам, и почтенная публика.
Не выходил из дому? Значит, у него был дом? Да, прежде мы об этом не упоминали, занявшись исключительно его светской жизнью. И прежде чем, как мы обещали, переходить к описанию того, как пережитое поражение в результате исключительного стечения обстоятельств превратилось в истинный триумф, от которого Пастенак навсегда позеленел от ярости, пожалуй, стоит просветить читателей насчет семейной жизни Фанфана…
Лет за десять до событий, о которых мы только что рассказали, одним майским вечером женщина лет двадцати восьми шила у окна в маленькой, но уютно обставленной квартирке, которую снимала на третьем этаже дома номер 20 по рю Гренета, и время от времени отрывалась от монотонной работы, поглядывая вниз на улицу, где громыхали кареты, отъезжавшие от соседних транспортных контор на рю Сен-Дени и направлявшиеся в Нормандию или на север Франции. Женщина была довольно привлекательна, невысока, но хорошо сложена. Жила она — по правде говоря, очень скромно — тем, что брала шитье на дом. Звали её Фелицией Донадье. И главное: уже четыре года она была вдовой Виктора Донадье, гренадера, павшего на войне в Канаде.
Фелиция как раз собиралась поужинать — как обычно одна и одним супом, — когда в дверь кто-то постучал. Открыв и увидев гостя, она замерла на месте от удивления. Человека этого она не видела больше десяти лет, с тех пор, как на поле люцерны возле захудалой фермы её родителей в Вексене он лишил её девственности.
— Ты! — вытаращила она глаза. — Бог мой! А это что?
Гостем был брат Анже, а "этим" — трехмесячный Франсуа в одеяльце.
— Ну да, как видишь, это я! — ответил брат Анже с галантным поклоном. — Можно войти?
— Разумеется! Разделишь со мной эту скромную трапезу?
— С удовольствием, а я принес вино, — и он извлек из-под одеяла младенца бутылку бургундского. Поставив бутылку на стол и уложив младенца на постель, расцеловал Фелицию в обе щеки и заявил, что та совсем не изменилась.
— Ты тоже! Но какой сюрприз! Я глазам своим не верю! Сколько лет! Но как же ты меня нашел?
— Ты не поверишь, — начал он рассказ, усевшись так, чтоб вытянуть свои длинные ноги. — Несколько лет назад, уже не помню от кого, я вдруг узнал, что ты была замужем за гренадером третьего полка и овдовела. А это полк графа де Бальзака, который платит пенсии вдовам своих солдат. От одного из своих друзей, армейского поставщика, я получил список всех этих пенсий и так нашел тебя, любезная Фелиция!
Брат Анже налил вино в два стакана, которые прихватил из буфета, ведя себя как дома (но мы же знаем, брат Анже повсюду чувствовал себя как дома) и взглянул на нее:
