Иными словами, князь замыслил ни более, ни менее как создать новое государство совершенно иных размеров и живущее не одним речным транзитом, как последние сто лет.
После смерти Ольги, однако, Святославу пришлось надолго задержаться в Киеве, чтобы организовать управление страной, лишившейся многолетней хозяйки.
Государственной дальновидностью доблестный полководец наделен не был. Он не придумал ничего лучше, как поделить контроль над немаленькой территорией, подвластной Киеву, между тремя сыновьями. Вскоре это приведет к кровавой распре.
Назад, на вожделенный Дунай, Святослав смог вернуться только через несколько месяцев, уже весной 970 года.
За это время произошло три события. Во-первых, против оккупантов восстали болгары и захватили Переяславец. Во-вторых, византийцы одержали победу над арабами и германским императором – у них развязались руки. В-третьих, базилевсом стал отважный и деятельный полководец Иоанн Цимисхий. (При помощи Феофано из предыдущего рассказа, которая успела за это время отравить Константина Багрянородного. Затем эта гиперактивная особа, кажется, устранила и своего мужа Романа II, вышла замуж за нового императора Никифора Фоку, вступила в любовную связь с Цимисхием и помогла ему убить ее второго мужа.)
Святослав пришел с большими завоевательными планами и привел большую армию – кроме собственных воинов с ним были печенеги и угры.
На сей раз победа над болгарами далась трудно. У стен Переяславца «бысть сеча велика, и одолеваху болгаре», но в конце концов союзное войско победило, и город был «взят копьем», то есть штурмом.
Не теряя времени, князь объявил грекам: «Хощю на вы ити и взяти город ваш, яко и сий».
Началась русско-византийская война, ход которой нам известен в двух интерпретациях – нашей летописной и греческой. В обоих вариантах много хвастовства и преувеличений, поэтому руководствоваться следует не красочными описаниями, а фактами.
Южные походы Святослава
Они, по-видимому, таковы.
Святослав начал наступление на Константинополь, присоединив к своей армии еще и болгарские отряды. В трех переходах от греческой столицы, близ Аркадиополя (современный турецкий Люлебургаз), произошла битва. Согласно Летописи (которой верить не нужно), у византийцев было в десять раз больше воинов: целых сто тысяч. Командовал имперским войском Варда Склир, который одержал победу – видимо, не такую блистательную, как рассказывают греческие хронисты (якобы пало двадцать тысяч варваров и только пятьдесят пять ромеев), но уж во всяком случае верх взял не Святослав, как утверждает «Повесть». Согласно ей, он повернул назад лишь потому, что получил от византийцев дань: «Взя же и дары многы и взвратися в Переяславець с похвалою великою». О том, чтобы «взяти» Царьград, речь уже не идет.
Войско Святослава сражается. Миниатюра из Радзивилловской летописи
В пользу версии о том, что сражение закончилось для русов неудачно, говорят и дальнейшие события. Следующей весной в наступление перешли уже греки.
Теперь Цимисхий сам встал во главе армии. Он осадил дунайскую крепость Доростол (нынешняя Силистрия), где засел Святослав. Произошла кровавая битва, не выявившая победителя.
После нее князь сам предложил заключить мир – о том, что инициатива исходила именно от русов, сообщается в нашей Летописи. Святослав прислал к императору «лепшии мужи» со словами «Хочю имети любовь с царем грецькым». Он соглашался уйти с Дуная, то есть отказывался от всех своих великих планов. Византийское войско, по-видимому, тоже было обескровлено, и Цимисхий согласился. Ему и незачем было дальше воевать, если русы уходят.
В договоре 971 года, текст которого цитирует «Повесть», киевский князь клянется «Перуном и Волосом, богом скотьим» никогда больше не «помышлять на страну вашу».
Таким образом, война закончилась для Святослава поражением – но не разгромом. Разгром произошел на обратном пути.
Святослав. Ф. Солнцев
Подняться на ладьях по Днепру оказалось невозможно – у порогов засели печенеги, зарившиеся на добычу, которую везли с собой русы. У Святослава осталось слишком мало воинов, чтобы пробиваться с боем. Он встал лагерем, очевидно, надеясь, что печенеги нападут сами – обороняться легче, чем атаковать. Но враг решил взять русов измором. Пришлось зимовать в степи, не имея запасов продовольствия. «И бысть глад велик». Пришлось зарезать и съесть коней, но печенеги так и не ушли. Весной Святославу все-таки пришлось идти на прорыв – или же, возможно, печенеги заманили его в ловушку, сделав вид, что отступили, а вместо этого сели в засаду. После зимних лишений дружина наверняка стала еще малочисленней. Почти все русы были перебиты, немногих уцелевших привел в Киев воевода Свенельд. «Пардус» сложил свою буйную голову, и печенежский князь Куря сделал из нее чашу для вина.
Трудно понять, почему Ярополк, сын Святослава, находившийся не так далеко, в Киеве, за всю зиму так и не прислал подмоги. Может быть, княжич не очень и хотел, чтобы отец вернулся живым? Во всяком случае Ярополк потом не пытался отомстить печенегам, как Ольга отомстила древлянам.
Святослав – первый русский князь, про которого известно, как он выглядел.
В одном из византийских источников рассказывается о личной встрече Иоанна Цимисхия с предводителем русов «Сфендославосом» во время переговоров. «Вот какова была его наружность: умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос – признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он угрюмым и диким».
С точки зрения государственной, Святослав Игоревич при всем своем героизме был очень плохим правителем. По выражению Карамзина, этот государь, «характером своим пленяя воображение Стихотворца, заслуживает укоризну Историка». Его размашистые и сумбурные военные предприятия не принесли стране никакой пользы. По своему кругозору и складу это действительно был обыкновенный боевой вождь, осколок былых викинговских времен.
Печенежский посол, глядя на облака, безмятежно грыз травинку. Кажется, еще и напевал – доносилось мурлыканье. Длинная ветка вербы, знак перемирия, просунутая под узду, покачивалась над головой лошади.
– Надо ответ давать, – сказал Свенельд князю.
Тот свирепо дернул себя за длинный чуб, свисавший с давно небритой макушки, ощерил крепкие зубы. Повторил – в который раз:
– Мне бы до Киева добраться.
Святослав бывал только в двух состояниях – или буйно веселился, или, как сейчас, клокотал яростью. Мысль у него созревала медленно, ходила кругами, будто привязанный к колышку конь.
Воевода знал эту особенность
