Изба почти опустела, стало тихо, только Крестя тихо причитала, шаря в темноте в поисках своего платья. Прямислава торопливо обувалась и приглаживала волосы. Она готова была бежать пешком в темную весеннюю ночь, только бы не попасть в руки берестейцев, которые хотели вернуть ее в город. Ее отец уже где-то близко, а значит, спасение рядом.
Зорчиха возилась у печки, пытаясь раздуть лучину. Прямислава, кое-как завязав ремешки башмаков, на ощупь стала пробираться к раскрытым дверям, чтобы выглянуть во двор. Вдруг в сенях мелькнул яркий свет, и Прямислава отшатнулась, заслонив рукой глаза. На пороге стоял мужчина, держа в одной руке факел, а в другой – меч.
– Где княгиня Юрьева? – спросил он, в потемках не разглядев еще, где тут кто. – Здесь она?
Он прошел вперед, факел в его руке осветил лежанку, где сидела испуганная Крестя. Прямислава стояла, прижавшись к стене, в какой-то безумной надежде, что ее не заметят. При виде незнакомца Крестя схватила первое, что попалось под руку – верхнюю рубаху Прямиславы, и прижала ее к себе, не имея времени надеть.
Факел качнулся в сторону Зорчихи, которая так и замерла на коленях у печки, потом пятно света упало на Прямиславу, замершую у стены. Ее скособоченный подрясник и более явный испуг Крести, державшей в руках мирское платье, подсказал мужчине ответ на вопрос, который он им задал.
– Одевайся, княгиня, сейчас поедем! – сказал он, обращаясь к Кресте. – Не бойся, ни вреда, ни обиды тебе не будет. Мы от князя Юрия Ярославича берестейского. Он тебя уважает, да как бы беды не вышло – уедешь, а князь Юрий хватится…
Мужчина говорил отрывисто, ловя ртом воздух, видимо, еще не остыв после схватки во дворе. Было ему лет тридцать с небольшим, его лицо с маленькой бородкой выглядело неглупым и бойким, а выговор явно указывал на новгородское происхождение: он сказал не «сейчас», а «цицяс». В этом ничего удивительного не было, поскольку князья, вечно кочуя с одного стола на другой, набирали в дружины выходцев из самых разных земель. Прямислава никогда раньше его не видела, но и он не знал в лицо Юрьеву княгиню. Должно быть, он только и знал, что Юрий Ярославич не живет с женой по причине ее крайней молодости, и потому из двух девушек выбрал в княгини ту, что показалась моложе.
– А ты сам-то кто будешь? – спросила Прямислава, не давая заговорить Кресте, которая, явно растерявшись, могла неосторожным словом рассеять его заблуждение.
– Я-то? – Мужчина бросил на нее беглый взгляд, но отвечал, обращаясь к Кресте: – Мироном меня крестили. А отец мой, Жирослав Буденич, в дружине у князя Ярослава Святополчича сотником был. А я теперь при князе Давиде Борисовиче, тоже сотню вожу. Спокойна будь, княгиня, мы люди крещеные, не разбойники какие-нибудь. Не обидим. Собирайся и выходи, до Ивлянки ехать не близко. Вся ночь, поди, уйдет.
«Вся ноць…» Однако, он сказал, до Ивлянки? Прямислава подумала, что ослышалась: ведь в селе Ивлянке был ее отец! Но этот, Мирон-сотник, сказал же, что он от князя Юрия, хоть и не того! Зачем же он повезет ее в Ивлянку, к Вячеславу Владимировичу? Не стоило сражаться с дружиной боярина Милюты, чтобы силой отвезти ее в то самое место, куда она направлялась добровольно.
Или князь Вячеслав уже не в Ивлянке?
Сотник Мирон, учтивый человек, тем временем ушел, закрыв за собой дверь, чтобы не мешать княгине собираться. Вот только оставить им свет он не догадался, и Зорчихе пришлось снова копаться в печке ради уголька. Но вот нянька наконец зажгла лучину, Прямислава бросилась к лежанке и выхватила у Крести из рук свою рубаху.
– Вставай! – Она встряхнула одежду, поправила рукав и бросила на лежанку. – Одевайся скорее, что глазищами хлопаешь!
– Как же… – Крестя растерянно смотрела на свой подрясник, надетый на княгиню. – Ты же мое надела…
– Рубаху надевай! Принял он тебя за меня, ну и слава Богу! Побудешь немножко княгиней, ничего тебе не сделается! Не съедят тебя, он же сказал, что не обидит! А я назад к князю Юрию не хочу!
– Да что ты, нельзя, грех-то какой! – Крестя пришла в такой ужас, что даже решилась противоречить княгине. – Из монастыря да мирское платье надеть!
– Ты же еще не пострижена, так что и грех невелик. А если грех, то игуменья отмолит, отец Сильвестр отпустит, я их попрошу. Поговори у меня! – напоследок пригрозила Прямислава, и Крестя нерешительно взялась за рубаху.
– А что толку? – К ним подошла Зорчиха и тоже стала одеваться. В белой рубахе, с длинными распущенными волосами, она напоминала престарелую русалку. – Всех нас и повезут, запрут назад в Апраксином, и что толку, которая из вас княгиня? Не уйдешь ведь!
– Он сказал, нас не в Берестье повезут, а в Ивлянку! – поправила Прямислава. Ее била дрожь, но, к счастью, опасность не лишала ее сил, а, напротив, заставляла лихорадочно искать выход. – В Ивлянку! А там отец!
– С чего бы он тебя повез к князю Вячеславу, когда мужу вернуть хочет?
– Не знаю! Или они не знают, что Вячеслав Владимирович в Ивлянке, или… Ну, не знаю! – У Прямиславы не было времени придумывать внятное объяснение. – Как Бог даст! Да одевайся же ты, тетеря, сейчас опять мужики придут, а ты в одном исподнем сидишь!
Стыд заставил Крестю опомниться, и она зашевелилась.
– Причеши ее! – шепотом распоряжалась Прямислава, торопливо распуская собственную косу, чтобы заплести заново. Черный Крестин платок она уже прибрала, а той подсунула свой, белый, с синей ленточкой по краю.
– Но как же? – Предстоящим превращением Крестя была напугана не меньше, чем самим ночным нападением. – Я не знаю…
– Ничего тебе знать не надо! – убеждала ее Прямислава. – Молчи себе!
– А если что спросят…
– Да кто они такие, чтобы с Юрьевой княгини что-то спрашивать? Не желаешь ты с ними говорить, и все! Да и что им у тебя спрашивать, ты всю жизнь в монастыре прожила… я то есть.
– Я князя Юрия и в глаза-то не видела…
– А я видела, да забыла давно рожу его бесстыжую. Встречу – не узнаю. Да и он не узнает. Поди, сам еще тебя за меня примет!
Эта мысль так позабавила Прямиславу, что она едва не рассмеялась.
– Если что, зови меня Крестей! – велела она напоследок, когда в сенях послышались шаги.
За ними пришел сотник Мирон и был доволен, что княгиня и обе ее челядинки готовы в дорогу.
– Иди, иди, княгиня! – Открыв перед женщинами обе двери и светя факелом, он второй рукой, уже свободной от меча, вытертого и вложенного в ножны, делал приглашающие движения вперед. – Проходи, вон твоя кибитка стоит! Из пожитков чего донести? Помочь?
– Справимся… помогальщик выискался… – ворчала Зорчиха, проходя мимо него с единственным взятым в дорогу коробом.
