– Холопка! – со всем возможным презрением выговорила Прямислава, с ненавистью глядя на дверь, за которой скрылась ключница.
Еще одна! Предшественница той нахалки, которую она видела на торгу! Семь лет назад, наверное, и эта вот так же расхаживала по Берестью, как заморская пава, хвалилась дорогими нарядами и своей властью над князем. Как я, дескать, захочу, так он и сделает! Как раз тогда, когда ее отец и Юрий Ярославич заключили свой непрочный союз, когда ее венчали с князем Юрием. Быть может, в тот самый день, как она, Прямислава Вячеславна, стала берестейской княгиней, он, ее венчанный муж, проводил «брачную ночь» в объятиях этой чернобровой!
– Да уж, знатная, видно, была девка! – Зорчиха тоже посмотрела на дверь, потом на Прямиславу, догадавшись по ее лицу, о чем она думает. – А тебе, княгиня, – нянька посмотрела на Крестю, – одиннадцатый год едва-едва пошел. Конечно, не ты ему была пара, а вроде как она. А теперь срок вышел…
– Ты, княгиня, теперь красавица, а она – тьфу, отопок сношенный! – горячо пустился утешать Крестю сотник Мирон. Его стремление всем угодить даже позабавило бы Прямиславу, если бы она сейчас могла забавляться. – Теперь ее время прошло и не вернется. Пожалеть бы тебе ее, княгиня.
– Ее время прошло – другие завелись! – непримиримо ответила за Крестю Прямислава. – Сам же говоришь!
– Ну, мало ли что я сболтнул по глупости! – охотно отрекся Мирон. – Ведь князь Юрий, поди, и не знает, что жена его расцвела, как цветочек лазоревый! Как увидит он тебя, так и скажет: «Супруга моя любезная, тебя одну я люблю и вовек с тобой не расстанусь!»
В голосе его слышалась такая страсть, как будто не от лица отсутствующего князя Юрия, а от своего собственного он клянется в любви этой испуганной девушке, почти еще подростку, и Прямислава снова усмехнулась.
– Где он, князь Юрий? – спросила она. – Где он сам-то? И когда ты нас, княгиню то есть, к нему отвезешь?
– Сам он к вам приедет. – Воодушевление сотника Мирона разом угасло, как будто он вспомнил нечто, о чем пока не хотел говорить. – Сейчас пока недосуг… Сама знаешь, княгиня, какие там дела творятся… А Прибавки ты не бойся, она хоть и грозна с виду, а все-таки холопка. А ты княгиня. Не гневайся, прости ее, Бог ведь учил прощать. Игуменья, должно быть, в Апраксином тебе это натвердила… А я сам ей скажу, чтобы свое место помнила. Не тревожься, она тебя не обидит! Ну, отдыхай покуда, пойду я. Поди, надоел.
Поклонившись, сотник вышел.
– Мы сами кого хочешь обидим! – пригрозила Прямислава закрывшейся двери. – Будет здесь князь Юрий – холопку продать, первым делом продать, без этого и разговаривать с ним не буду! И запомни! – велела она почему-то Кресте, как будто после появления здесь Юрия Ярославича Крестя еще каким-то образом могла оставаться «княгиней».
А впрочем… Ведь князь Юрий тоже не знает ее в лицо. Прошел день, потом еще один, а Прямислава с двумя своими спутницами все еще жила в селе Ивлянке под присмотром сотника Мирона. Больше никого не было видно. Ключница Прибавка смотрела на приехавших с негодованием, видя в молодой берестейской княгине такую же захватчицу и соперницу, какую Прямислава видела в ней. Но Зорчиха лучше умела к ней подойти и уже на второй день кое-что выяснила. Вячеслав Владимирович действительно стоял в Ивлянке два дня, но потом к нему приехали люди из Турова, и, переговорив с ними, князь Вячеслав заторопился в дорогу.
– От туровских старост были двое, если не врет, да поп один, – так говорила Зорчиха, пересказывая то, что выудила у Прибавы. – Вроде, говорит, раскаялись они в своей измене – видно, узнали, что князь Вячеслав с большой силой на них идет, вот и передумали назад. Обещали ему ворота открыть, чтобы он без битвы в город вошел. А князя Юрия обещали хоть в цепях к нему вывести. Ну, вот он и заторопился, не дождался нас.
– Не дождался, а мы теперь тут сидим! – сердито воскликнула Прямислава, помнившая, что остается, по сути, в руках князя Юрия.
– Кабы знал, что по дороге перехватят, может, и дождался бы! – отвечала Зорчиха. Она раздобыла у Прибавы моток серой пряденой шерсти, и вот в руках у нее снова очутился очередной недовязанный чулок. – А может, и не стал бы ждать. Там, вишь, целый город ворота открывает, а тут мы втроем!
Прямислава вздохнула, но не стала возражать. С детства она привыкла к тому, что борьба за владения составляет главную привязанность и заботу любого князя. Она не удивилась бы, если бы отец сознательно оставил ее в руках мужа, чтобы успеть в Туров, пока тамошний люд не передумал.
– Может, еще все по-старому будет, – добавила Зорчиха. – Еще помирятся и тебя назад в Берестье вернут.
– Ну уж нет! – отрезала Прямислава. – Что я им, мячик тряпичный, чтобы туда-сюда меня кидать? В монастырь уйду, постриг приму, но больше не стерплю, чтобы его холопки мне в глаза смеялись!
– Ну, теперь-то все по-другому пойдет, теперь-то ты выросла, – рассуждала Зорчиха, вытягивая из мотка длинную-предлинную нитку и складывая ее пополам[33]. – И впрямь, пора князю Юрию тебя в дом взять. При такой жене-красавице зачем ему те холопки? Какая холопка против тебя встанет? Прикажи ему всех распродать, а в прислугу старух наберешь! – Зорчиха усмехнулась, и Прямислава с издевкой кивнула:
– Ага, и буду спокойна, только пока ему молодые на глаза не попадаются? Нет уж, не на такую напал! Мне чужих объедков не надо!
– Какие же это объедки? Он твой муж, голубка. Помирится с Вячеславом Владимировичем, будете жить.
Но Прямиславу не радовала возможность такого мира. Каждый раз, видя Прибаву, она не могла не думать: в день их свадьбы муж ее целовал эту женщину и смеялся вместе с ней над «недоросточком». И пусть теперь бывшая любовница доживает век в глухом селе, ее место заняли другие. А она, Прямислава Вячеславна, не хочет занимать свое законное место по наследству от холопок!
– Не утонул бы боярин Милюта, может, мы еще и выбрались бы! – не раз говорила она Зорчихе. – Не мог князь Вячеслав так далеко уехать, чтобы мы не догнали!
Зорчиха только разводила руками и опять бралась за чулок.
Сотник Мирон, похоже, вовсю наслаждался нежданным отдыхом. На другой день, правда, ему пришлось устраивать охоту на тощую весеннюю дичь, чтобы как-то прокормить двадцать человек своих кметей: в селе оставалось к весне не так много припасов, и те почти целиком забрал Вячеслав Владимирович. Но других забот у него не было, и он проводил время то в дружинной избе, то в клети[34], болтая с Прибавой, которая была весьма довольна его вниманием, а иногда поднимался наверх к княгине – проверить, не скучает ли она и не нуждается ли в чем.
