С той самой поры ему не нужно было часами биться лбом о пол храма, чтобы верить. Он просто знал. А гностическое предание о том, что Эдем вовсе не находится в Абиссинии или на седьмом небе, а есть состояние души внутри не пребывающей нигде космической утробы, стало таким же простым и понятным, как придорожный камень.
Увы, Кифе и его кастрированным собратьям это знание было недоступно. Ну, не умели они рисковать своими рыхлыми сластолюбивыми тельцами во имя расширения познания; предпочитали сузить истину до своих размеров. И — Господи! — как же они все ненавидели женщин! Дошло до того, что Северин, а, судя по всему, это была именно его инициатива, улучшил даже акт сотворения человека и сделал виновной во всем происшедшем Еву.
«Ревнуют они, что ли?»
Первым делом эти святоши вымарали из Писаний всякие упоминания о Лилит — первой женщине, даже еще не человека, а, скорее, демона, созданного Богом для себя. Соответственно, акт божественного, одним духом, зачатия первого человека в утробе Лилит тоже пришлось заменить — на гончарную легенду об изваянии человека из глины. И уж, само собой, кастраты изменили тот момент, когда Адам, подросший и весьма пронырливый малый, соблазнил единственную женщину в Эдеме тем змеем, что у каждого мужчины в штанах.
Симон улыбнулся. Винить Лилит в грехопадении он бы не стал. Для нее, никогда не видевшей столь интересного предмета и оплодотворенной Творцом лишь единожды, да и то бесплотным дуновением, мужчина был в диковинку. Наверное, поэтому с точки зрения сотен знающих эту легенду племен, первый человек был, скорее, героем-любовником, нежели грешником. Но вот Господь, конечно, обиделся. Особенно, когда Лилит родила Еву.
«Из ребра[40]… — усмехнулся Симон. — Ох, уж эти кастраты…»
Лишенные возможности давать жизнь, собратья Кифы так и норовили замазать естественный способ ее происхождения. Они и сделали Адама, первого мужчину и праотца всем живущим, героя и пример для подражания — трусливым существом, тут же свалившим всю вину за содеянное на любимую женщину.
— И с Адамом вы погорячились, — вернул Симон подстрочник хозяину. — Не должен мужик прятаться за свою бабу. Даже если бы Ева была виновна.
Кифа молча принял подстрочник и принялся аккуратно сбивать разлохмаченные Симоном листы.
— Можно подумать, у Адама выбор был… — проворчал он.
— Был, — кивнул Симон, — собой свою женщину закрыть — хоть от Господа Бога. А уж дома разобраться. Без посторонних советчиков.
* * *
Услышав, чего хочет купец, губернатор позеленел.
— Ты что делаешь, Менас?! Это же мятеж!
— Никакой это не мятеж! Я просто возвращаю себе свой товар, чтобы продать его нашим дорогим родственникам, — отмахнулся грек и повернулся к Амру. — Ты письмо передать для нашей принцессы Марии сумеешь?
— Для Умм Ибрахим[41]? — уточнил Амр и тут же кивнул, — конечно, сумею. Быстро не дойдет, но…
— Менас, не смей, — процедил губернатор.
— А что тут такого? — пожал плечами купец. — Ты, кстати, первым должен был на просьбу о помощи откликнуться. Не только по родству, но и по должности…
Губернатор озверело вытер мокрое лицо ладонью.
— Он грабитель! Его, по закону, судить уже надо!
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Менас и повернулся к Амру, — что ты в Фаюме взял?
— Скот, — честно признал Амр, — голов триста.
Купец смешливо фыркнул и бросил на губернатора полный брезгливости взгляд.
— Я уже представляю, что о тебе начнут говорить купцы, когда узнают, что ты, владетель самого богатого города поймы триста коров для принцессы Марии пожалел. А уж если до аристократов дойдет…
Губернатор помрачнел.
— Не надо смеяться, Менас. И вообще, помнил бы ты свое место, торгаш. Особенно теперь, когда империя на пороге войны.
На некоторое время воцарилась тишина, так что стало слышно даже то, как шумит и охает на площади толпа. Но купец не собирался уступать.
— Если экономы Ираклия не станут нарушать закон и дадут мне отправить зерно в Аравию, никакой войны не будет, — покачал он головой, — и ты это знаешь.
— Они не отдадут тебе зерна, да, и войны все одно не миновать, — болезненно поморщился губернатор и начал подниматься с подушек, — не строй иллюзий, Менас. Все, прощайте.
Амр на мгновение ушел в себя и тоже поднялся — вслед за губернатором.
— Значит, империя все равно нападет?
— Скорее всего, — уже почти безразлично произнес губернатор. — Она никому дерзости не спускает. А ты, Амр, по своей наглости превзошел всех.
Амр стиснул зубы и глянул на Менаса. Купец тоже поднялся с подушек и, судя по сдвинутым бровям, обдумывал что-то непростое.
— Менас, — окликнул его Амр, — Где императорское хранилище с твоим товаром?
— В Гелиополисе, — мрачно отозвался купец.
— Тогда я иду в Гелиополис, — решительно кивнул Амр, отметил этот — поверх него — взгляд губернатора и твердо произнес: — Моим людям нужна еда, и я ее возьму. Кем бы вы меня не считали.
* * *
Ираклий появился на Соборе, едва началось утреннее заседание.
— Ну… ни Кифы, ни Симона, я вижу, нет, так что придется вам выслушать меня.
Святые отцы неуверенно переглянулись. Все они были взвинчены появившейся с утра кометой и собирались обсуждать лишь одно: ждать конца света или не ждать.
— Знамение прошу главным вопросом Собора не делать, — упредил ненужные прения Ираклий, — а если кто будет поднимать панику, накажу. Я уже судей предупредил; они будут следить.
Священники приуныли.
— Вы все знаете, что нужно империи, — безо всякого перехода начал Ираклий. — Крестьянин должен работать на той земле, которую ему дают.
— Это незаконно, император, — подал голос епископ Софроний. — Да, и не по слову Спасителя.
— Да, — кивнул Ираклий, — так раньше не делалось. Но в Кархедоне многолетняя засуха, и крестьяне уже начали уходить в лучшие места.
— Это твои крестьяне, — осмелился напомнить епископ Римский Северин. — Сам с ними и разбирайся. Лично у меня в епископате никто никуда не уходит.
— Твой епископат не производит ни единого литра оливкового масла, — встречно напомнил Ираклий, — все масло, которое ты ешь, производят здесь, у меня.
Святые отцы замерли. Все понимали, чем угрожает Ираклий. А он, зная, что конфликта ни с Генуей, ни с Венецией все равно уже не избежать, не собирался щадить никого.
— Я могу остановить все поставки в любую часть Ойкумены. Я уже остановил поставки зерна аравитянам. Знаешь, Северин, чем это для них кончилось?
Кастрат отвел глаза в сторону.
