— Что ты сказал? — вскинулся сидящий у второго борта Кифа, и Симон понял, что произнес это вслух.
* * *
Отправив гонца в Александрию, генерал Теодор выслал объединенный отряд Феодосия и Анастасия в разведывательный рейд.
— Ни во что пока не ввязываться. Ираклий до поры до времени запретил. Но если нападут, отвечайте. Нам нужны доказательства агрессивности их намерений.
А потом ему принесли весть о гибели Иоанна, все это время сидевшего в засаде у Лагуна, и все вообще стало замечательно.
— Тело доставили?
В качестве улики мертвое тело иссеченного саблями высокородного полководца совсем не помешало б.
— Нет, — мотнул головой гонец. — Иоанн утонул.
— Как утонул? — не понял Теодор. — А почему не в бою?
— Он в камышах от Амра прятался, — нехотя пояснил гонец, а его крестьяне нашли и утопили.
— Наши крестьяне? — обмер Теодор.
Гонец кивнул.
— Люди говорят, он им за неделю до того все долговые расписки предъявил. Вы письмо-то почитайте, там все написано.
Теодор впился глазами в кривые, торопливо набросанные строчки, да так и остался стоять с открытым ртом. Это был откровенный мятеж!
— Мерзавцы!
Ни купцы, ни ремесленники, ни, тем более, крестьяне даже не собирались выставлять ополчение против аравитян! Хуже того, судя по донесению, они считали Амра правым, а приостановившего торговлю императора — виноватым.
«Все просто, — писал ему комендант крепости Родос[42], — людей слишком беспокоит, что зерно может сгореть без пользы, а о столь необходимом империи курейшитском проливе, сам понимаешь, никто даже не думает. Быдло оно и есть быдло. Лишь бы брюхо набить, да новый шелковый халат на себя нацепить. Ну, и комету, конечно, расценивают, как знамение против нас…»
Теодор скользнул глазами в конец письма и скрипнул зубами. Судя по донесению, ни Феодосий, ни Анастасий даже не попытались как-то изменить ситуацию и наказать крестьян! Они просто отсиживались в крепости, ожидая подхода основных сил, то есть, подчиненных Теодору ветеранов.
«Ну, я вам устрою… — от души пообещал Теодор полководцам, — вы у меня сами в камышах прятаться будете!»
* * *
Когда Амр — в считанные мгновения — заставил Иоанна бежать и вышел к Нилу, великая река была кроваво-красного цвета.
— Что это? — поразился он.
В последний раз он подъезжал к Нилу дней двадцать назад, но тогда она была изумрудно-зеленой и пахла… просто отвратительно. А сейчас… Амр смотрел и не мог поверить: это было настоящее море крови!
— Разлив начинается, — улыбнулся Менас. — Теперь четыре месяца наш Великий Поток так и будет полон крови Осириса. А уж, когда разольется по-настоящему…
Амр спустился с верблюда и спустился к воде. Зачерпнул немного ладонью и хохотнул. Вода была густой, словно мясной отвар! А потом они вошли в город Абоит, сели в круг с крупнейшими купцами Аркадии[43], и Амр осознал, как далек он был от понимания, что на самом деле затеял.
— Кем вы считаете сына Марии? — первым делом спросили его купцы.
— Пророком. Кем же еще… — не стал юлить Амр.
Купцы переглянулись.
— Наш человек. Несторианец. А сколько природ у Христа?
Амр приободрился.
— Наши ученые люди говорят лишь об одной — человеческой.
— Надо же, монофизит, как и мы, — восхищенно захмыкали купцы. — А чему еще вас учил Мухаммад?
Амр пожал плечами.
— Пророк многое завещал. У меня в отряде есть два просвещенных человека. Могу прислать. А по мне, главное понять, что Аллах Един. Если это осознаешь, остальное намного проще.
Купцы, что греки, что армяне, что сирийцы принялись горячо обсуждать услышанное, а Амр сидел и, если честно, не понимал ничего. Он совершенно точно знал, что купцы недовольны тем, что Ираклий придержал зерно. Но так же точно он знал и другое: люди Книги, каждый из них, считал свою веру самой правильной. Никто из них явно не считал Мухаммада Самым Главным пророком. Однако то, как радушно его встретили, откровенно смущало.
— Не пытайся в этом разобраться, — дружески толкнул Амра в бок сидящий рядом Менас. — Не в теософии дело.
— Это, я понимаю, — хмыкнул Амр, — но в чем тогда?
Менас бросил задумчивый взгляд на висящую над головами оранжевую комету.
— Во власти. Купцы не хотят, чтобы Ираклий сел на ваш пролив.
— Почему? — опешил Амр. — Он же свой. А курейшиты чужие.
Менас рассмеялся.
— Все как раз наоборот. Курейшиты — такие же купцы. С ними можно договориться. У купца желание договориться — в крови.
— А император? — заинтересовался Амр.
Менас зло рассмеялся.
— А император думает, что он — помазанник Божий. У него в крови нет желания договориться; у него в крови — желание отнять.
Амр задумался.
— И если Ираклий возьмет наш пролив…
— У него появится столько власти, что можно будет не считаться ни с кем, — завершил за него Менас. — Захочет — откроет пролив, захочет — закроет. Пока всех в Ойкумене на колени не поставит. И ваших, и наших — всех.
* * *
Уже на следующий день после выступления на Соборе, Ираклию доложили, что Северин уперся.
— Он не хочет ссориться с тобой, Ираклий, — доложил агент, кастрат из провинции епископа Римского, — но он будет делать то, что ему приказали в Генуе.
— Раскалывать мою Церковь?
— Да, — кивнул агент. — Северин как раз вчера вечером получил письмо. Всего я не знаю, но там определенно говорится о твоей войне с курешитами. За морем очень боятся, что ты возьмешь последний пролив, и чтобы этого не случилось, они пойдут на все.
Ираклий задумался. Теми же словами он сам предостерегал своих многочисленных родственников — потомков сильнейших военно-аристократических родов Империи. Он говорил им и об опасности взрыва изнутри, и о пустеющей казне, и о волнениях среди варваров. Он выложил им все, что так беспокоило его тогда, и еще более беспокоит теперь. Но эти люди не умели останавливаться, и однажды Ираклий понял: или он согласится на эту войну, или они сделают все, что хотят, но уже без него. И куда как большей кровью. Теперь отступать было поздно.
— А если Северина убрать? — наклонив голову, спросил он. — Кто придет вместо него?
Агент хмыкнул.
— Прямо сейчас — никто. Они там здорово напуганы. Поэтому все будут ждать, чем закончится твоя война с аравитянами.
Ираклия это устраивало.
— А потом?
— Ты и сам знаешь, Ираклий, — невесело улыбнулся агент, — следующий Папа будет твоим злейшим врагом. Кто бы ни выиграл эту войну.
Ираклий кивнул. У него был в Риме подходящий на роль нового Папы родственник — сводный старший брат императрицы Мартины, кастрат, умница, уважаемого рода, но, если честно, Ираклий и в нем не был уверен.
