XXI
Когда под влиянием страха или гнева понесет непородистая лошадь, то остановить ее бывает в тысячу раз труднее, чем любого кровного рысака. Эта истина малоизвестная, но неоспоримая.
Сын полковника ошибался, уверяя графиню, что он берет ответственность за ее безопасность на себя. Молния, сверкнувшая в небе, заставила подняться на дыбы немецкую клячу, и она заразила своим страхом и английского жеребца Армана – подарок Дамы в черной перчатке. Арман был искусным наездником, но ему пришлось употребить некоторое время, чтобы успокоить своего коня. Упряжные лошади в испуге помчались. Кучер тотчас потерял голову и вместо того, чтобы задержать лошадей, бросил поводья и принялся звать на помощь.
Дорога в том месте, где понесли лошади, была так узка, что молодому человеку пришлось отказаться от своего намерения держаться около дверец кареты. Он остался позади нее. Это место было действительно самое опасное из всего пути. Налево гора крутым скатом спускалась к дороге, и между нею и дорогой не было даже канавы. Направо – страшно глубокая пропасть прихотливо извивалась, образуя острые выступы.
Арману удалось, наконец, справиться со своей лошадью, но его охватила дрожь при виде опасности, грозившей графине. Карету, опередившую его метров на сто, несли взбесившиеся лошади точно ветром, причем потерявший от страха голову кучер даже не пытался сдержать их. К тому же вожжи, выпав у него из рук, били по ногам лошадей.
Арман пустил свою лошадь за каретой, настиг ее и попытался было ее перегнать, но тщетно. Дорога была так узка, что проехать рядом с экипажем по правой стороне ее и не скатиться при этом в пропасть было совершенно невозможно. К тому же стоило хоть одной лошади уклониться в сторону на дюйм, и все неминуемо полетели бы в бездну.
Волосы у Армана встали дыбом. Дорога делала страшно крутые повороты и только благодаря какой-то счастливой случайности лошади, несмотря на страшный испуг, поворачивали так же правильно, как если бы кто умелой рукой направлял их. Но, несмотря на отчаяние, которое еще усиливалось благодаря крикам графини и ее горничной, которые обе высунулись из кареты, молодой человек сохранил некоторое присутствие духа и внимательно следил за беловатой полосой дороги с ее причудливыми изгибами по горному хребту. Его проницательный взгляд заметил за четверть версты впереди кареты крутой поворот, образовавший тупой угол. Было очевидно, что если лошади повернут по-прежнему по дороге, то само Небо хочет спасти графиню.
Луч надежды, надежды дерзкой, почти безумной, охватил Армана.
Он все еще мчался за каретой в нескольких шагах от нее.
Примерно в ста метрах от рокового поворота кучер, дошедший в своем страхе до исступления, соскочил с козел в сторону ската, надеясь таким образом спастись. Но несчастный раздробил себе голову о пень дерева, торчавшего на два фута от земли, и попал под ноги лошади Армана. Но Арман не остановился. В пятидесяти метрах от поворота он быстро задержал свою лошадь, давая экипажу время повернуть.
Это было делом одной секунды, но она показалась Арману вечностью, так как он ждал, что вот-вот тяжелый экипаж накренится и свалится в пропасть.
Бог спас, однако, графиню. Лошади не свернули с дороги и помчались галопом по новому направлению. В первый раз за все время они очутились наискось от Армана. Он схватил пистолет, прицелился в правую лошадь и выстрелил. Лошадь упала, убитая наповал. Другая протащила ее еще несколько шагов, и карета остановилась… Графиня была спасена.
С этого места дорога расширялась, и молодой человек мог подъехать к карете… Горничная лежала без чувств. Что касается графини, то она, несмотря на испуг, не растерялась и, прижимая к сердцу своего ребенка, воскликнула с таким выражением благодарности в голосе, которое трудно передать:
– Ах, вы мой спаситель… и моей девочки!
Арман соскочил на землю и, привязав коня к дереву, поспешил выпрячь лошадь, чтобы избежать новой катастрофы.
– Сударыня, – произнес он прочувствованным голосом, – мне кажется, сам Бог помог нам.
Арман был бледен. Графиня протянула ему руку.
– О, благодарю вас! – воскликнула она.
Несколько минут они молча смотрели друг на друга, оба взволнованные и трепещущие. Армана охватило странное ощущение, которое в науке называется «ретроспективным ужасом». Он взглядом измерял глубину бездны, куда каждую минуту могла слететь карета, и ни он, ни ребенок, который лишь смутно представлял себе ту опасность, которой они подвергались, ни сама графиня – не могли произнести ни слова. Это оцепенение, впрочем, длилось недолго. Их привела в себя мысль о несчастном кучере. Графиня вышла из кареты, дав понюхать соли своей горничной.
Арман отправился обратно по дороге и дошел до того места, где лежал кучер; он был мертв.
Арман окликнул его, приподнял, положил руку на его сердце и уверился, что он умер тотчас после падения.
– Он умер, – сказал Арман, возвращаясь к графине д'Асти.
– Боже мой! – вскричала она. – Как мне выразить вам мою благодарность, что было бы с нами без вас!
Арман улыбнулся.
– Разве вы уже не обещали мне вальс?
– Ах, это прелестно! – воскликнула она, становясь опять парижанкой, то есть шутливой в беззаботной сразу же после пережитой опасности. – Ну, что ж? Раз этой награды достаточно для вас, то я заставлю вас еще гордиться.
– Каким образом?
– Я буду вальсировать только с вами.
– Завтра?
– Всегда… весь сезон.
И она снова протянула ему руку.
– Берегитесь! – воскликнул Арман, осмелившись запечатлеть поцелуй на маленькой ручке, украшенной очаровательными розовыми ноготками. – Берегитесь, сударыня!
– Чего?
– Граф д'Асти убьет меня: он приревнует.
– Он? – воскликнула графиня с оттенком презрения, которого не могла скрыть.
И она прибавила насмешливым тоном:
– В таком случае вам осталось жить еще сто лет. «Вот оно что, – подумал молодой человек, ошибочно объяснив себе значение высокомерного тона, – графиня, кажется, питает весьма малое доверие к храбрости своего супруга».
Графиня улыбалась, Арман шутил. Будучи истыми парижанами, они забыли на миг и место, где они находились, и миновавшую опасность, и свое затруднительное и вместе с тем комическое положение, забыли все – до смерти кучера включительно. Но дождь полил снова как из ведра, и графиня спросила:
– Далеко ли мы от Бадена?
– В двух верстах.
– Что же мы теперь предпримем?
– Чтобы выбраться отсюда?
– Да.
– Я уже предлагал вам свои услуги в качестве кучера, а теперь повторяю свое предложение.
