Графиня удалилась, послав мужу привет рукой. Граф д'Асти позвонил у ворот дома, занимаемого майором Арлевым.
В то время, как граф д'Асти четверть часа назад вернулся в танцевальную залу к жене, Арман и майор направились к таинственному дому, где невидимкой ото всех жила Дама в черной перчатке.
– Она вас ждет, – заметил майор.
Арман прошел в комнату с темной обивкой, откуда молодая женщина выходила только по ночам для того, чтобы подышать воздухом в самых глухих уголках сада. Она сидела в кресле, печальная и бледная, как всегда, и спросила, протягивая ему руку:
– Ну, что?
– Что? – ответил Арман, опуская глаза. – Дело сделано.
И он рассказал все, что случилось на балу, не пропустив ни одной подробности, и описал ей поведение, бледность и беспокойство графини во время вызова и потом.
– Увы, – прошептал он в заключение, – на какую постыдную и недостойную роль вы осудили меня: я принужден мучить и увлекать бедную женщину, неповинную, конечно, в грехах своего мужа.
Дама в черной перчатке ответила на это улыбкой.
– Еще есть время, – заметила она, – если у вас не хватает мужества повиноваться мне, если вы любите меня недостаточно для того, чтобы соединиться со мной в моей мести, – уходите!
– Ради Бога, не гоните меня! – прошептал Арман. – Я люблю вас… Я буду вам повиноваться…
Дама в черной перчатке протянула ему руку и подняла его.
– Дитя, – сказала она сердечно, – не говорила ли я вам, что любить меня – мука, что следовать за мной – рабство, которое не кончится до тех пор, пока моя миссия не будет окончена.
И видя, что Арман опустил голову и не решается возразить, она прибавила:
– Ах, в глазах света вы были бы, может быть, правы, говоря, что эта женщина не виновата в ошибках своего мужа. Но Господь, ведающий, как в невинных иногда бывают поражены виновные, Господь, помнящий о невесте, которая, едва вернувшись из церкви, приняла в свои объятия окровавленного и насмерть раненного мужа, Господь знает, что для того, чтобы поразить преступника, надо поразить тех, кого он любит и которые оставались невинными.
– Я повинуюсь, – повторил Арман.
– Граф придет сюда, – продолжала Дама в черной перчатке. – Он будет здесь через минуту, в той комнате, где мой взгляд может следить за вами…
Пока молодая женщина говорила это, на лестнице раздались шаги. Дама в черной перчатке вскочила с места, перебежала комнату, раздвинула складки портьеры и сказала, протягивая руку:
– Взгляните!..
Под драпировкой в стене было просверлено отверстие, искусно скрытое зеркалом, и через него можно было видеть все, что происходит в гостиной, которая была освещена двумя свечами, стоявшими на камине.
– Выслушайте меня, – продолжала она, – граф войдет сюда в сопровождении майора, и его взгляд невольно упадет на бюст, который еще сегодня утром был закутан в черный креп. Теперь я переставила его в гостиную на камин и сняла С него покрывало. Следите за выражением его лица… быть может, он побледнеет…
В эту минуту дверь отворилась.
– Милости просим, граф, – сказал майор, появившийся на пороге гостиной. – Мой молодой друг сейчас явится к вам, он только кончит письмо.
Граф д'Асти вошел. Арман, следивший за ним через отверстие, видел, как он с рассеянным видом сделал несколько шагов по комнате и вдруг, крайне пораженный и взволнованный, остановился перед бюстом, ярко освещенным свечами.
– Ах! – воскликнул майор с самым простодушным видом, как будто не замечая внезапного смущения гостя, – вы заинтересовались этим бюстом?
– Действительно… Чудная работа… прекрасное исполнение… – бормотал в смущении граф д'Асти.
– Это правда, – подтвердил майор, – но для меня этот бюст имеет еще особенную цену… Это бюст одного моего покойного друга.
Граф вздрогнул.
– Бедный малый, – с грустью продолжал майор, – его смерть так и осталась загадкой.
– Неужели? – произнес граф, чувствуя, как голос его дрожит.
– Он женился утром, – продолжал майор, как бы охваченный печальными воспоминаниями.
– А умер… вечером, – продолжал граф д'Асти, опускаясь в кресло и судорожно проводя рукой по лбу, на котором внезапно показалось несколько капель пота.
– Он был убит, – заключил майор.
Граф д'Асти судорожно схватился за ручки кресла.
– Как странно! – произнес он глухим голосом.
– Однако, – прибавил майор, – оставим эти неприятные воспоминания и займемся лучше нашим молодым другом.
В эту минуту Дама в черной перчатке говорила Арману:
– Войдите теперь в гостиную.
Арман отошел от стены и направился к двери. Его собеседница сделала ему знак рукой и остановила его. Затем, наклонившись к самому его уху, шепнула:
– Позабудьте, что вы прекрасно фехтуете, и прикиньтесь неумеющим; не отражайте его ударов. Граф должен остаться в убеждении, что вы совершенный новичок в этом деле и едва умеете держать в руках шпагу.
– Хорошо, – сказал Арман, решившийся в точности исполнять приказания этой странной женщины.
Он вышел в коридор, намереваясь постучать в дверь гостиной. Тогда Дама в черной перчатке приникла, в свою очередь, глазом к отверстию в стене и стала смотреть. Граф д'Асти сидел в кресле против камина, с каким-то страхом вглядываясь в стоявший перед ним мраморный бюст.
– А! – прошептала она. – Хоть твои волосы и побелели, убийца, но я все же узнаю тебя… Это ты явился к нам во время бала, весь в черном, с насмешливой улыбкой на губах; это ты отнял у меня супруга, ты, презренный, убил его на пустынной улице…
Пока граф д'Асти, оправившись от своего смущения, фехтовал с Арманом в присутствии майора Арлева, графиня сидела одна в своей комнате, отворив окно и надеясь, что ночная прохлада вдохнет в нее силы и мужество. Час, который ее муж провел у майора, показался ей вечностью. В своем неведении Маргарита де Пон отдавалась чувству, силы которого она сама ясно не сознавала. Она думала, что только интересуется Арманом как спасителем своей дочери, и не замечала своего самообмана. Невозможно описать то, что она пережила за этот час. То подставляя свой пылающий лоб под дуновение холодного ночного ветра, то прогуливаясь большими шагами по комнате, она прислушивалась к малейшему шуму, доносившемуся с улицы. Она ожидала своего мужа… мужа, которого она презирала, ненавидела, навеки удаленного от нее вследствие его преступления, но прихода которого она ждала с таким нетерпением, как если бы он был предметом самой пылкой ее любви.
Наконец граф вернулся. Он застал жену бледную, безмолвную, неподвижно стоящую, с руками, скрещенными на груди, точно она хотела остановить страшное биение своего сердца.
– Ну, что же, что же? – нетерпеливо спросила она его. Этот бывший Дон-Жуан, циник и насмешник д'Асти, каким мы знали его прежде, сильно переменился к лучшему с тех пор, как полюбил свою жену. Она была так удручена, так печальна, он услыхал столько страданий в звуках ее голоса, что почувствовал к ней жалость.
