Советник короля Шлеве, искусный интриган, недурно рассчитал, помешав состояться балу во дворце Эбергарда и побудив короля пригласить всех к себе. Он подумал, что неустрашимый князь, имевший обыкновение допытываться до всего, примет приглашение и употребит этот случай на то, чтобы пожаловаться/королю. Но на самом деле не это заставило Эбергарда принять приглашение. Князь, несмотря на немилость короля, хотел поговорить с ним о бедственном состоянии народа.
Итак, в замке начались приготовления к последнему перед постом пышному придворному празднику.
Леона как благочестивая игуменья монастыря Гейлигштейн не могла присутствовать среди гостей, а потому возложила все надежды на свою искусную союзницу.
Барон Шлеве так хитро и обдуманно составил свой план, что был уверен в успехе. По его расчетам, после этого праздника Эбергард должен был утратить доступ не только к королю, но и ко всем членам двора: обесчещенный, он никогда впредь не оправдается и не возвысится.
После морального падения вскоре должно было последовать и телесное, о котором Шлеве и Леона много совещались и были уверены в успехе.
Шлеве намеревался главным образом сам вести дело; а мы знаем, что этот ловкий интриган не пренебрегал никакими средствами в достижении своих целей! Королева уже давно была весьма расположена к нему, а в последнее время ему удалось захватить в свои сети и короля, так что, у него были все основания рассчитывать на полную победу. Каким образом он возбудил в короле подозрения относительно князя Монте-Веро, мы узнаем в следующей главе, а здесь мы сделали это замечание для того, чтобы благосклонному читателю не показалась странной перемена в обращении короля с Эбергардом.
Он, бывший любимец монарха, имевший право входить без доклада в покой короля, из-за дерзких выходок ничтожного лицемера сделался в глазах короля опасным противником престола. Он, которого король когда-то после трогательного рассказа о его жизни с жаром обнимал, должен был теперь из-за гнусной клеветы барона лишиться его милости. Так удается ничтожным существам удалять и унижать благородных людей!
Но вот въезжает Эбергард в своем роскошном экипаже в ворота замка и по украшенной золотом и коврами лестнице поднимается в залу Кристины.
По обеим сторонам лестницы стоят лакеи в форменных ливреях, украшенных серебряными галунами, и почтительно кланяются князю, однако не так низко, как прежде: прислуга всегда бывает лучшим барометром отношений.
В ту самую минуту, когда карета Эбергарда проехала дальше, у подъезда остановился экипаж русского посланника. Оглянувшись, Эбергард увидел князя и его гордую дочь. Темно-зеленое атласное платье, украшенное розовым шитьем, удачно оттеняло ее красоту.
Увидав, что князь Монте-Веро остановился на площадке лестницы, чтобы пропустить ее вперед, Ольга мгновенно покраснела и, высокомерно поклонившись, прошла мимо. Однако ее отец радушно приветствовал князя и предложил вместе войти в залу.
Эбергард заметил русскому посланнику, что звуки труб уже возвестили о приезде их величеств, но князь уверил его, что никто не обратит внимания на то, что они опоздали.
Когда Ольга, ее отец и Эбергард вошли, король и королева уже находились в великолепно освещенной и благоухающей зале Кристины. Тут же были и министры двора, и генералы, и посланники, и другие высокопоставленные лица, а также их супруги. Зеркальные стены зала, отражая в себе это блестящее общество, создавали иллюзию чего-то бесконечного.
Составились группы; слышался оживленный разговор. Барон Шлеве, с нетерпением ожидавший князя Монте-Веро, вдруг увидал, как он входит вместе с русским посланником и его дочерью.
Это обстоятельство встревожило Шлеве: первый момент он решил, что Ольга изменила им, приняв сторону Эбергарда. Однако его сомнения тут же рассеялись, как только русский посланник и его дочь отошли от князя Монте-Веро, который, откланявшись королевской чете, направился к Этьену и кавалеру Вилларанка.
В открытые двери театральной залы виднелись ломберные столы — король в эту зиму очень увлекался карточной игрой. Зала принцессы тоже была открыта. В нее, как сказала шутя королева, доступ мужчинам был закрыт. Здесь в обвитых зеленью беседках расположились дамы.
Эбергард тем временем, беседуя с французским посланником и сопровождавшим его кавалером, следил за королем, который говорил с министрами. Он казался серьезней и озабоченней обычного. Вскоре к нему подошел принц Август, брат короля, и, похоже, завязался какой-то серьезный разговор.
Когда барон Шлеве, раскрыв ломберный стол, приблизился к королю, Эбергард невольно перевел взгляд на стену залы, где висел портрет принцессы, о которой он знал больше, чем любой из гостей, а может быть, и сам король, так горячо любивший исчезнувшую принцессу.
Эбергард внимательно всматривался в черты принцессы. И чем больше он смотрел, тем сильнее она пленяла его.
Ее светлые волосы, украшенные жемчужной диадемой, ее темно-голубые глаза, маленький нежный рот приковывали взор. Грустное выражение бледного лица говорило о скрытом горе, переполнявшем сердце Кристины.
Через тонкую черную вуаль, ниспадавшую с ее головы, виднелся амулет, который она носила на груди. Ему показалось, что какие-то невидимые нити связывают его с принцессой…
Королева в отдаленной части залы разговаривала с немолодыми принцессами.
Король со своими партнерами отправился в театральную залу.
На хорах раздалась тихая музыка. Придворные, разбившись на небольшие группы, тихо беседовали под эти мелодичные звуки.
В эту минуту принцесса Шарлотта проследовала мимо княжны Ольги. Эбергард, еще не видевшийся с нею, низко раскланялся.
В отличие от княжны Шарлотта была в простом голубом платье без всяких украшений. Только в ее блестящих черных волосах поблескивали ландыши с бриллиантовыми росинками. И в этом простом туалете она была прекраснее всех. Ее темно-голубые глаза с нежностью обращены были на Эбергарда. И князь Монте-Веро почувствовал, с какой силой он любит эту прелестную девушку. Сердце его болезненно сжалось.
Прочла ли княжна Ольга эти чувства на его мужественном лице, хотела ли привести его в замешательство или то был просто случай, но она выронила из рук букет красных камелий, быть может, желая заставить на этот раз князя Монте-Веро поднять цветы, а не наступить на них, как он это сделал однажды. Эбергард наклонился, чтобы оказать княжне внимание, слишком незначительное, чтобы окружающие могли придать ему какое-то значение.
— Благодарю вас, князь,— тихо проговорила заносчивая русская княжна,— мне доставляет особенное удовольствие склонить вашу гордость, хотя бы только для того, чтобы заставить поднять цветок. Порой самые ничтожные с виду события имеют весьма глубокое значение.
