Эбергард раскланялся и последовал за адъютантом, между тем как Шарлотта вернулась в залу Кристины.
За ломберным столом сидели король, принц Август и несколько придворных, а за стулом короля стоял Шлеве. Они обсуждали неудавшуюся кражу в замке, когда к ним подошел князь Монте-Веро.
— Оказалось,— говорил Шлеве,— что девушка тоже принимала участие в заговоре; в том сходятся показания всех трех преступников.
— Вы ведете следствие, барон, и вам виднее,— отозвался король,— но как же вы объясните, что девушка открыла заговор, никого не назвав по имени?
— Этот же вопрос задаю себе и я, ваше величество,— отвечал ловкий Шлеве.
— Князь, наш разговор должен заинтересовать и вас,— проговорил король, взглянув на поклонившегося ему Эбергарда.
— Однако объяснение этого факта не замедлило представиться,— продолжал Шлеве,— как ни были темны и запутаны обстоятельства. Девочка эта, последнее время жившая в общественном доме, боялась, что преступники не поделятся с ней согласно договоренности.
— Нередко случается, что чувство зависти заставляет одного из соучастников открыть преступление, тогда он становится весьма полезным для следствия,— заметил кто-то из присутствовавших.
— Она-то и составила план действий; только преступники хотели привести его в исполнение без нее, а потому она и вызвала стражу, к несчастью, не захватившую ее вместе с другими.
— Так она бежала? — спросил король.
— Она сумела воспользоваться суматохой, произведенной кровопролитием! — отвечал Шлеве.
— И вы говорите, что у девушки не было имени? Престранная история,— проговорил король.
— Мы хотели объявить о розыске бежавшей, но нас остановило то обстоятельство, что девушка эта принадлежит к тем загадочным существам, которыми так богат большой город. Однако мы узнали, что девушку зовут Маргаритой и она была в пансионе у госпожи Фукс.
При этих словах Эбергард содрогнулся.
— Более того, мы узнали, что эта особа,— продолжал Шлеве, не отводя глаз от Эбергарда,— родная дочь князя Монте-Веро.
Глаза всех присутствовавших впились в Эбергарда, который не смел верить собственным ушам.
— Дочь князя Монте-Веро? — повторил удивленный король.— Мы действительно помним, что князь искал свою дочь.
— Я и до сих пор ищу свое утраченное дитя,— ответил Эбергард.
— Этот случай позволил ее найти,— произнес Шлеве.— Мадам Фукс присягнула вчера, что Маргарита ваша родная дочь и что она была поручена ей вашею супругой.
— Боже правый! — вырвалось у Эбергарда.
— Однако оставалось еще одно затруднение в отыскании преступницы,— Шлеве особо подчеркнул последнее слово.— Несмотря на все, что мы узнали, нам неизвестно было ее истинное имя, которое мы должны были дать в объявлении.
— И объявление это вышло? — едва слышно спросил Эбергард.
— Оно должно было выйти, князь. Никаких исключений не может быть перед законом. Однако же вы можете утешить себя тем, что преступнице нельзя было бы дать ваше теперешнее имя, так как по метрическому свидетельству ее зовут Маргаритой фон дер Бург.
Эбергард закрыл лицо руками,
— Вы правы, барон, никакие основания не могут отменить закон,— сурово проговорил король.— А так как не вызывает сомнений, что девушка эта — преступница, следовало дать объявление о розыске.
— Теперь, как нередко бывает при расследованиях, мы сделали еще одно необыкновенное открытие. Оказалось, что князь Монте-Веро, который в качестве немецкого подданного присвоил себе фамилию фон дер Бург, не имеет права носить ее, ибо является незаконнорожденным и был найден посреди дороги.
При этих словах кавалер Вилларанка и все, кто находился поблизости и слышал слова Шлеве, поднялись с мест.
Эбергард отступил назад. Негодяю Шлеве недостаточно было того, что он унизил, опозорил его и его дочь, он осмелился еще и бесчестить родителей Эбергарда. Князь хотел выразить бесчестному клеветнику все свое презрение, но вспомнил последние слова старого Иоганна. Странной тяжестью легли они на его душу, и под гнетом всех этих мучительных мыслей он едва удержался на нотах.
— Удивительно! — пробормотал король, сурово сдвинув брови; ему явно претило слушать наговоры Шлеве.— Следовало избавить нас здесь от этих разговоров.
— Простите, ваше величество,— сказал Шлеве, между тем как о случившемся шептался уже весь зал.— Простите меня, если я вызвал вашу немилость тем, что захотел предоставить князю случай опровергнуть донесения, которые скоро будут известны всей столице. Я счел это своим долгом. Сегодня, перед тем как мы хотели дать объявление о бегстве Маргариты фон дер Бург, из монастыря Гейлигштейн нам был доставлен документ, найденный в письменном столе отшельника фон дер Бурга. Из этого документа следует, что господин, поселившийся в отдаленной стране и произведенный там в княжеское достоинство, совершенно незаконно носит имя фон дер Бурга, а потому оно также незаконно передано преступнице.
— Однако в этом документе должно быть названо имя, которое он носил прежде,— проговорил король.
— Быть может, князь в состоянии сам все нам объяснить,— предложил Шлеве.— Это было бы весьма желательно не только для того, чтобы положить конец этому запутанному делу, это могло бы и опровергнуть все неизбежные подозрения и слухи.
Между тем душа Эбергарда разрывалась от унижения; его, благородного, честного, порядочного человека, враги с рассчитанным презрением затоптали в грязь; дочь его назвали преступницей, имя его опозорили, родителей его обесчестили. Только Всевышний помог ему вынести это бесчестие, не уничтожив в яростном гневе негодяя, который его так расчетливо и подло подготовил. В этот час горьких испытаний Эбергарда поддержал образ Спасителя, который, претерпевая муки на кресте, молился за своих врагов.
— Да совершится все, что Богу угодно! — проговорил он громко после продолжительного и тяжелого молчания. И слова его прозвучали с необыкновенной твердостью и силой.— Я не знаю, чей я сын, и потому вы еще смелее можете назвать меня незаконнорожденным или найденышем. Руководствуясь застарелыми предрассудками, вы цените человека по рождению, а не по деяниям его. Я служитель свободы и ставлю высоко не то, что наследовал, а то, что приобрел. Вот единственный мой ответ на ваши обвинения, барон фон Шлеве. Добавлю только, что мне не хотелось бы думать, что эти обвинения — плод вашей мести.
— Не знаю, князь, что заставляет вас предполагать…
— Оставим эту тему,— прервал Эбергард с почти царской гордостью,— Мои убеждения и устремления слишком расходятся с вашими.
