Некоторое время они ели молча — реплика Тутепха насчёт «я не хочу лепёшек» оказалась полнейшим блефом. Сидха с удовольствием наблюдала, как крепкие челюсти мужа перемалывают её стряпню. Вот интересно, почему почти все женщины любят наблюдать, как едят их мужья и дети?
— Ты не забыл, что тебя сегодня ждут на Совете старейшин? — жена заботливо подложила мужу ещё лепёшку, долила пива.
Движение челюстей разом замедлилось, лицо Тутепха приобрело озабоченность.
— Я помню, конечно.
Сидха ругнулась про себя — могла бы и не напоминать. Вот, пожалуйста, уже встаёт, запихивая последний кусок лепёшки в рот. И об обещанном «после лепёшек» можно теперь забыть. Да куда бы он делся, этот Совет?
— Я побегу, Сидха.
— Рано же ещё!
— Я побегу — уже твёрдо заявил Тутепх. — Дел выше головы. Сегодня будет трудный день!
* * *
— Ты просил разбудить тебя перед рассветом, муж мой.
Прохладный ночной воздух вливался снаружи, и запахи ночной земли перебивали запах горелого пальмового масла. Нармер некоторое время лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь последними мгновениями сладкой предутренней дрёмы. Затем открыл глаза.
Ночной воздух уже посинел, небо на востоке стремительно наливалось светом — это бог восхода Хепри разжигал свой костёр, указывая путь великому Ра, плывущему на своей ладье над изнанкой мира. Внутри дворца пламя масляных ламп ещё что-то значило, но у входа они освещали уже только сами себя.
Перед Нармером возникло лицо Сотис. Узкие насурмлённые брови — когда успела? — подчёркивали красоту огромных глаз, вытянутых к вискам. Полные губы изогнулись в улыбке.
— Ты сам просил разбудить тебя.
Вместо ответа Нармер сгрёб жену, жадно стал целовать её глаза, нащупал самое сокровенное… Она не сопротивлялась, прикрыв глаза, но за мгновение до того, как муж залепил ей губы поцелуем, спросила:
— Ты помнишь, что сегодня назначил Совет?
Настроение Нармера разом упало, и опало орудие, уже приведённое в боевую готовность. Сотис ругнулась про себя — могла бы и помолчать немного. Куда бы он делся, этот Совет? Всё, теперь про утренние забавы можно забыть.
— Прикажи подать завтрак, дорогая. И побыстрее. Дел выше головы. Сегодня будет трудный день!
* * *
Тутепх размашисто шагал по улице, поглядывая по сторонам. Тысячи раз виденная картина — высокие, выше человеческого роста заборы, сооружённые из вязанок тростника, туго перетянутых верёвками. Деревянные калитки в камышовых стенах, украшенные затейливой резьбой и охранительными знаками, препятствующими проникновению злых духов. Грунт под ногами, представлявший собой многолетние напластования отбросов, утоптанных ногами прохожих, слегка пружинил, кое-где виднелись лужи помоев с вьющимися над ними изумрудными мухами. Над заборами виднелись остроконечные и двускатные крыши хижин и хозяйственных построек, покачивались, шелестя на ветру, разлапистые пальмы. А впереди уже показались красные стены могучего строения, сложенные из сырцового кирпича. Красный Дом, средоточие мудрости, где в прохладном полумраке хранятся тысячи папирусных свитков, на которых записана вся славная история народа Земли Папируса. И общая казна хранится тут же. Правда, до недавних времён каждый ном хранил свои золото, серебро и медь отдельно. Но набеги верхних людей заставили спрятать сокровища под надёжную защиту древних стен.
Славный город Буто! Десять тысяч жителей обитает в нём. Десять тысяч кузнецов-медников, оружейников, кожевников… да мало ли! Здесь живут Смотрящие, самые уважаемые старейшины всей Земли Папируса, строго хранящие древние справедливые законы. И здесь же, в Красном Доме, собирают Всеобщий Совет вождей и старейшин всех номов, дабы решить самые важные вопросы, касающиеся всех. Впрочем, если нет дождя, Совет обычно собирают под открытым небом — уж больно жарко и душно в толстых стенах, когда соберётся много людей. А вот и поляна Совета!
Обширная поляна, окружённая высокими финиковыми пальмами и смоковницами, была полна народа. Они сидели на расстеленных циновках, прямо на земле. Старейшины, чьи бороды выбелило время, могучие мужчины в расцвете лет — вожди номов и родов Дельты… Цвет народа Папируса, ум и совесть, надежда его и опора.
А за спинами старейшин и вождей неподвижно стояли деревянные идолы, зримые воплощения богов, хранящих Землю Папируса и её народ. Сколько Тутепх помнил себя, они стояли тут, вот так, прямо и неподвижно. Каждый род имел своего Хранителя, и Хранители эти сейчас, кажется, внимательно слушали, что говорят их подопечные.
Высокий, седой, худой как палка человек, одетый в тёмно-зелёную юбку с вышивкой и наплечную накидку, стоял перед Советом уверенно и твёрдо, опираясь на посох.
— Уважаемые главы Домов Папируса! Мы, Смотрящие, оторвали вас всех от ваших важных дел, потому что есть общее дело, важнее которого нет ничего. Как нам стало известно, верхние люди[1] оправились от трёпки, которую мы задали им четыре года назад. Они готовят войну.
Гул прокатился по собранию, все зашевелились.
— Не слишком ли быстро они оправились? — подал голос сидящий как раз напротив оратора могучий мужчина, борода которого была аккуратно подбрита — В битве у Семи пальм они потеряли не меньше тридцати тысяч убитыми.
— Все тридцать пять — пробурчал высокий жилистый мужчина с колючим взором, борода которого была заплетена в косичку. Тутепх узнал Сетумна, вождя из нома Долгой Протоки — А если ещё учесть, что многие раненые должны были уйти в мир иной из-за загноения ран, так и все сорок.
— И всё-таки война будет — оратор с посохом чуть повернулся к говорившим — Я не могу сейчас представить вам свидетелей, потому как эти люди сейчас ушли вверх по реке. Но уверяю вас — война будет. Как только спадёт вода.
Новая волна гула, народ задвигался, запереговаривался.
— У верхних людей молодой вождь Нармер… — заговорил мужчина с длинными, чёрными как смоль волосами.
— У верхних нет вождей — перебил старейшина с посохом — Ты, Тинум, всё никак не уяснишь себе. Это мы, люди Папируса, избираем себе вождей. И Смотрящих тоже, чтобы следили за выполнением древних справедливых законов. У верхних давно нет законов.
Да, это была чистая правда. Тутепх знал, что в Земле Пчелы[2] давно не действуют древние законы. С верхних земель нередко бежали люди, которые рассказывали о беззакониях, творимых там. Вождей там никто не выбирал — во всех общинах и селениях их заменяли «начальники», которых ставил по своему усмотрению некий Повелитель, правящий единолично всеми верхними землями. И такой «начальник» никак не зависел от жителей общины. Он мог делать всё, что угодно, не боясь осуждения подопечных. Ответ «начальники» держали только перед Повелителем.
