Теперь, когда мы с Зарасом прошли от реки к задним воротам храма и прошли в него, не объявляя о своем приходе, мы застали четырех жрецов пьяными от пальмового вина. Компанию им составляли две молодые женщины, почему-то обнаженные. Женщины участвовали в религиозном обряде с двумя жрецами; обряд заключался в том, что они катались по глинобитному полу, вцепившись друг в друга и издавая дикие возбужденные крики. Два незанятых жреца хлопали в ладоши и призывали участников к более энергичному поклонению.
Прошло некоторое время, прежде чем кто-то из них заметил нас. Тут женщины схватили свою одежду и скрылись за потайной дверью за статуей бога Мамоса. Мы их больше не видели и в последующем разговоре со жрецами не упоминали.
Жрецы Мамоса хорошо ко мне относятся. После смерти царицы Лостры я стал ответственным за выделение им ежемесячной платы. Четверо жрецов склонились передо мной и призвали на мою голову благословение бога.
Когда они склонились к моим ногам, я достал из-под плаща Печать ястреба фараона. Они онемели от благоговения. Старший жрец подполз к моим ногам и попытался их облобызать. От него несло потом, вином и дешевой женщиной. Я отступил, а Зарас отговорил его от дальнейшего поклонения, хлопнув мечом по голым ягодицам.
Потом я обратился ко всем четверым и коротко, но твердо предупредил, что о трех больших триремах, стоящих у храма, нельзя говорить никому, кроме самого фараона Тамоса. Вдобавок у храма и у обеих оконечностей канала днем и ночью будет стоять вооруженная стража. Только этим людям под командой сотника Зараса разрешается в будущем заходить в священный храм. Те же стражники обеспечат постоянное пребывание жрецов в храме: выйти они не смогут ни в коем случае.
Наконец я приказал жрецам передать мне связку ключей от гробницы и других памятников, за которыми они присматривали. Мы оставили их, когда они все еще выражали готовность исполнять свой долг и подчиняться мне и фараону, в точности выполняя мои приказы. Мы с Зарасом вернулись на судно.
Вход в Долину Царей возвышается над речной пристанью всего на двадцать локтей, но потребовалось четыре шлюза, чтобы поднять каждую нашу трирему на такую высоту, чтобы мы могли подвести их к храму. Мы привели первый корабль в шлюз под храмом и закрыли за ним ворота. Теперь вода в шлюзе была на пять локтей выше, чем в канале.
Я показал трем капитанам, как открывать наземные запоры шлюзов. Вода из верхнего канала попадает вниз, в шлюз, и медленно поднимает огромный корабль на уровень верхнего канала. Как только ворота шлюза закрылись, пятьдесят человек взялись за буксирные канаты и перетащили трирему в следующий шлюз, а потом все это повторили для второй триремы.
Никто из моих людей никогда не видел ничего подобного, что неудивительно, ведь я сам изобрел эту систему. Другой подобной нет в целом мире. Все были взбудоражены; им казалось, что они присутствуют при волшебстве. Но мое волшебство всегда требует большой, тяжелой работы.
К счастью, у меня было для этой работы свыше двухсот человек. В их число входили и рабы, закованные критянами. Теперь они стали свободными людьми, но обязаны были отработать свою свободу.
Воду из верхнего канала, которую мы спускали в шлюзы, нужно было возместить. Я добился этого, поднимая свежую воду из Нила системой других шлюзов. У этих были цепи с ведрами и противовесами, каждую такую систему обслуживали по два человека. Это была очень тяжелая работа, и для каждой триремы ее пришлось повторить четырежды.
Прежде чем поднимать триремы по каналам, с каждой сняли все паруса и мачты и уложили на палубу. Потом корпус покрыли плетеными матами из тростника, так что корабль стал напоминать бесформенную гору мусора. Когда наутро жители Фив проснутся и взглянут через реку на канал, они не увидят ничего необычного. Три гигантские триремы исчезли, словно никогда не существовали.
Уже почти забрезжил второй день, когда мы провели триремы по равнине и остановили у входа в гробницу Мамоса. Люди страшно устали, и я приказал Зарасу выдать им дополнительно сухой рыбы и позволить отдыхать в самые жаркие часы дня.
Я прошел вдоль канала по буксирной тропе к храму. Жрецы как будто пришли в себя после усердных ритуалов и молитв прошлого вечера. Они перевезли меня через канал в храмовой лодке. Я направлялся к фараону, чтобы рассказать ему об успехе нашей экспедиции.
Я с огромным нетерпением ждал, когда смогу исполнить эту приятную обязанность. Моя преданность фараону уступала только моей преданности его матери, царице Лостре. Конечно, нелепо сопоставлять превосходные степени, поэтому я не упомянул своих царевен. Достаточно сказать, что моя преданность царской семье распространяется на всех ее членов.
Мои прирученные жрецы высадили меня у ступеней на набережной города, под базаром, который в этот ранний час был уже забит народом. По узким улицам я направился к воротам дворца. Под мятым шлемом и грязной маской никто меня не узнал, хотя толпа оборвышей окружила меня, всячески обзывала и бросала камни. Я поймал один из камней и отправил его обратно – с гораздо большей силой. Безобразник, верховодивший в этой толпе, закричал от боли и схватился за голову – из раны на ней обильно текла кровь. Все его товарищи разбежались от греха подальше.
Подойдя к воротам, я убрал свою маскировку. Сотник стражи тотчас узнал меня и с уважением приветствовал.
– Я должен видеть фараона! – сказал я. – Пошли гонца, пусть передаст, что я жду его с радостной вестью.
– Прошу извинить, сиятельный Таита. – Я не поправил его, начиная привыкать к своему новому титулу. – Фараона нет в Фивах, и мы не ждем его скорого возвращения.
Я кивнул, разочарованный, но не удивленный. Большую часть своего времени и сил фараон посвящает кампании против гиксосов на севере.
– Отведи меня к управителю, сиятельному Атону.
Когда я подошел к его личным покоям, Атон обнял меня у входа.
– Какие новости, старый друг? – спросил он. – Как дела?
– Новости очень дурные, – ответил я с мрачным лицом. – Сокровище Верховного Миноса в его крепости Тамиат разграблено, а царь Беон убит.
Удерживая меня на расстоянии вытянутой руки, он вглядывался мне в лицо.
– Ты шутишь, добрый Таита, – уличил он. – Все честные люди должны плакать, услышав это! Кто же повинен в столь гнусных преступлениях?
– Увы! Оба преступления совершены одной и той же рукой, Атон. Возможно, ты ее узнаешь.
И я предъявил ему свою правую руку. Он смотрел на нее с отлично разыгранным недоумением. Чтобы так долго продержаться на посту управляющего дворца фараона, нужно быть отличным лицедеем.
Потом он покачал головой и засмеялся, вначале тихо, но постепенно все громче, и вскоре уже фыркал и кричал от смеха. Он бродил по комнате, натыкаясь на мебель, и хохотал, весь трясясь, колыхая животом. Внезапно Атон оборвал смех и исчез в примыкающем чулане. Наступило мгновение тишины, а потом послышался такой звук, словно Нил преодолевал пороги. Так продолжалось довольно долго; потом наконец Атон вернулся ко мне. Он поправил одежду, и лицо его стало серьезным.
